Как работает мозг

Симпатия – это чувство, с которого начинается и на котором основывается альтруистическое партнерство. Грубо говоря, это желание оказать кому-либо услугу, и направлено оно на тех, кто кажется готовым предложить свои услуги взамен. Нам нравятся люди, которые хорошо к нам относятся, и мы хорошо относимся к людям, которые нам нравятся.

Гнев защищает человека, чье хорошее отношение к другим сделало его уязвимым к мошенничеству. Когда факт эксплуатации доверия обнаруживается, человек расценивает поступок обидчика как несправедливость и испытывает негодование и желание отреагировать моралистической агрессией: наказать обманщика, порвав отношения с ним и как-либо причинив ему ущерб. Многие психологи отмечали, что у гнева всегда есть морально-нравственный подтекст; гнев почти всегда представляет собой праведный гнев. Разгневанному человеку кажется, что ему нанесли оскорбление и он должен восстановить справедливость.

Благодарность калибрует желание отплатить услугой за услугу по выгодам и издержкам первоначально оказанной услуги. Мы благодарны человеку, если его услуга принесла нам большую пользу и стоила ему значительных издержек.

Сострадание – желание помогать нуждающимся – вероятно, является чувством, в основе которой лежит желание заслужить благодарность. Если люди чувствуют наибольшую благодарность, когда им больше всего нужна помощь, то человек, нуждающийся в чем-то, – это возможность совершить альтруистический поступок в высшем его проявлении.

Чувство вины может мучить мошенника, который боится, что его обман будет раскрыт. Г. Л. Менкен определял совесть как «внутренний голос, который предупреждает нас, что кто-то может нас увидеть». Если жертва обмана отреагирует тем, что лишит обманщика всякой помощи в будущем, обманщик дорого заплатит за свой поступок. Он заинтересован в том, чтобы предотвратить разрыв, и старается всячески замаскировать свой поступок и не повторять его в дальнейшем. Люди испытывают вину за проступки, совершенные без свидетелей, потому что они могут стать достоянием общественности; признание в грехе до того, как его обнаружат, – это свидетельство искренности, которое дает жертве более серьзеные основания для сохранения отношений. Стыд – реакция на проступок, имеющая место после того, как он был обнаружен, – несомненно, по той же причине вызывает публичные проявления раскаяния[455].

Лили Томлин сказала: «Я стараюсь быть циничной, но мне сложно поспевать за другими». Триверс отмечает, что как только эти чувства сформировались, у людей появился стимул имитировать их, чтобы воспользоваться преимуществами реакций других людей на реальные чувства. Притворная щедрость и дружелюбие могут вызывать в ответ истинный альтруизм. Притворный праведный гнев может помочь получить компенсацию, даже если на самом деле не было никакого обмана. Притворное раскаяние может убедить пострадавшую сторону, что обманщик исправился, даже если обман вскоре повторится. Имитирование затруднительного положения может вызывать истинное сочувствие. Притворное сочувствие, производящее впечатление помощи, может вызвать реальную благодарность. Притворная благодарность может заставить альтруиста ожидать, что на его услугу ему ответят взаимностью. Триверс отмечает, что подобное лицемерие не обязательно должно быть осознанным; более того, как мы увидим далее, оно бывает даже более эффективным, когда оно неосознанно.

Следующим раундом этого эволюционного соревнования, конечно, является формирование способности отличать реальные чувства от притворных. Получается эволюция доверия и недоверия. Когда мы видим, как кто-то привычно изображает щедрость, сочувствие, вину, благодарность вместо того, чтобы проявить истинные чувства, мы теряем желание сотрудничать. Например, если обманщик пытается компенсировать ущерб, руководствуясь расчетом, а не заслуживающим доверия раскаянием, он может вновь обмануть, когда обстоятельства позволят ему уйти безнаказанным. Стремление обнаружить признаки надежности человека заставляют нас читать мысли и настораживаться от любой непоследовательности, выдающей притворное чувство. Поскольку лицемерие проще всего выявить, обмениваясь впечатлениями, стремление удостовериться в надежности других людей делает нас ненасытными потребителями сплетен. Наша репутация, в свою очередь, становится нашим самым ценным имуществом; мы заинтересованы в том, чтобы сохранить ее (и даже улучшить) с помощью показных проявлений щедрости, сочувствия и принципиальности, и обижаемся, когда ее подвергают сомнению.