Как работает мозг

Рассуждения о биологии альтруизма в большинстве случаев оказываются посвящены вовсе не биологии альтруизма. Несложно понять, почему в документальных фильмах о природе с их достойным похвалы природоохранным пафосом ведется пропаганда идеи о том, что животные действуют в интересах группы. Один из подтекстов таков: не нужно ненавидеть волка за то, что он съел Бэмби; он действовал ради общего блага. Второй подтекст таков: стремление сохранить окружающую среду – это особенность природы; нам, людям, лучше к этому приспособиться. Теория эгоистичного гена, противоречащая этим идеям, подверглась ожесточенным нападкам из-за опасений, что она реабилитирует философию Гордона Гекко из «Уолл-стрит»: жадность – это хорошо, жадность работает. Есть и люди, которые верят в эгоистичные гены, но при этом они призывают нас принять печальную истину: в глубине души мать Тереза тоже эгоистка.

Мне кажется, морализирующая наука – это плохо как для морали, так и для науки. Конечно же, заливать асфальтом парк Йосемити неблагоразумно, Гордон Гекко – плохой, а мать Тереза – хорошая, что бы там ни писали в последнем выпуске научного журнала по биологии. Тем не менее я полагаю, что для человека вполне естественно почувствовать благоговейный трепет, узнав что-то новое о том, что сделало нас такими, какие мы есть. Поэтому я бы предложил более оптимистичный взгляд на эгоистичный ген.

Тело представляет собой фундаментальное препятствие для эмпатии. Ваша зубная боль никогда не будет для меня такой же болезненной, как для вас. Однако гены тоже не заключены в тела, как в одиночные камеры; один и тот же ген живет в телах множества членов семьи одновременно. Рассеянные по разным телам копии гена взывают друг к другу, наделяя тела эмоциями. Любовь, сочувствие, эмпатия – это невидимые волокна, соединяющие гены в разных телах. Это самое большее, насколько мы можем приблизиться к тому, чтобы почувствовать зубную боль другого человека. Когда мать думает, что она бы с радостью заняла место своего ребенка, которому предстоит операция, к этому неэгоистичному чувству ее побуждает не ее биологический вид, не ее биологическая группа и не ее тело, а ее эгоистичные гены.

* * *

Животные доброжелательны не только по отношению к своим родственникам. Биолог Роберт Триверс развил мысль Джорджа Уильямса о том, как мог сформироваться другой вид альтруизма (где альтруизм, опять же, определяется как поведение, от которого получает выгоду другой организм за счет самого альтруиста). Докинз объясняет такое поведение с помощью гипотетической ситуации. Представьте вид птиц, которые заражены клещом, переносящим болезни, и проводят добрую часть свободного времени, выбирая клещей клювом. Птицы дотягиваются до всех частей своего тела, кроме макушки. Каждая птица получила бы выгоду, если бы какая-нибудь другая птица почистила ей голову. Если бы каждая птица в группе, увидев перед собой подставленную макушку, согласилась бы почистить ее, вся группа выиграла бы от этого. Но что бы произошло, если бы появилась птица с генетической мутацией, которая подставляла бы всем свою макушку, но не выбирала бы клещей у других? Такие «халявщики» избавились бы от паразитов и смогли бы использовать время, которое они не тратили на помощь другим, чтобы искать пищу. Такое преимущество в конечном итоге позволило бы им доминировать в популяции, даже если бы всю остальную группу это поставило бы перед угрозой вымирания. Как объясняет психолог Роджер Браун, «несложно представить жалкую заключительную сцену, в которой все птицы подставляют друг другу свои головы, но никто не хочет выбирать клещей».

Но представим, что появилась птица с другой мутацией – злопамятная птица. Она ухаживает за перьями незнакомых ей птиц и птиц, которые когда-то в прошлом выбирали клещей у нее, но отказывается выбирать клещей у тех птиц, которые когда-либо отказали в этой услуге ей. Как только нескольким из этих птиц удается зацепиться в группе, они начинают процветать, потому что они будут ухаживать друг за другом и при этом не будут нести издержки, связанные с необходимостью ухаживать за обманщиками. Как только они начнут размножаться, ни обманщики, ни птицы, выбирающие клещей у всех без разбора, не смогут с ними конкурировать; при определенных обстоятельствах обманщики могут по-прежнему присутствовать, хотя и как меньшинство.