Ум улетает,
И вместе с этим появляется
В теле боль;
Несчастливые мысли;
Дрожь в руках
И других членах;
Дыхание сбивается с ритма,
Приходит и уходит.
Точно так же, как пытаться сосредоточиться на уроке йоги, и вдруг какой-то… — тут я чуть было не повторила комендантское «болван», но спохватилась, — человек врывается, и ум уже улепетнул куда-то, спугнутый. И благодаря связи между лошадью и всадником — между мыслями и ветрами внутри каналов — ветры тоже оказываются побеспокоены, и это влечет за собой ответ по всему физическому телу, поскольку каналы и ветры добираются до каждого его уголка.
И вот уже руки трясутся, отражая состояние ветров внутри. Дыхание меняется, сбиваясь с ритма, потому как дыхание — это то, что плотнее всего связано с внутренними ветрами.
Беспокойство мыслей накапливается в течение минут, часов, дней или даже месяцев, если не получается пресечь его, и тогда внутри укореняется состояние несчастья. И это несчастливое состояние ума движется… — я замолчала, желая посмотреть, не закончит ли комендант мою мысль. Катрин постоянно пользовалась этой уловкой на наших занятиях, чтобы убедиться, насколько внимательно я ее слушаю, и чтобы заставить меня размышлять.
— … движется по двум каналам вдоль спины, по обеим сторонам от срединного канала, — докончил он, гордясь своим ответом, словно школьник — вполне заслуженно, впрочем, — Потому что несчастье — это дурная мысль, — добавил он.
— Точно так, — ответила я, — А теперь я должна показать вам еще кое-что, и тогда у вас уже будет полная картина.
Я развернула его спиной к себе и еще раз попросила его снять рубаху.
Указательными пальцами обеих рук провела вдоль боковых каналов — солнца и луны, вниз по спине. В нескольких местах — на загривке, за сердцем и снова в той точке на пояснице, где ему было больно, — я перекрестила линии.
— Эти два хулигана — боковых канала — располагаются вдоль спины, подобно венам. Они пересекаются в нескольких точках, сплетаясь вокруг нашего паиньки — срединного канала — и по том продолжают свой путь. В точках пересечения они могут перекрыть срединный канал.
— Перекрыть срединный канал? — переспросил комендант.
— Да, перекрыть, особенно если они плотные и сильные — когда… — я замолчала.
— Когда они до отказа наполнены дурными мыслями? — сделал попытку ответить комендант.
— Именно, — я улыбнулась ему в спину, отчего та еще чуть больше расправилась, — Потому что мысли и ветры, на которых они мчатся вдоль трех каналов, — они подобны воздуху, который дети закачивают в свои кожаные игрушечные мячи. Стоит вытеснить воздух из одной части — скажем, хорошей части, — и он перемещается в другую, дурную, и делает ее толще. Более того, в нашем случае благое оплетено дурным, что еще больше усложняет вытеснение воздуха из дурного в благое.
— Тогда смысл того, что ты говоришь, сводится к следующему: когда я, допустим, сержусь на караульного, то мысли несутся с такой силой по моим боковым каналам, что в определенных местах перемыкают срединный, что еще больше усложняет мне возвращение в нерассерженное состояние.
— Именно так, — подтвердила я, — И еще одно, напоследок перед тем, как мы займемся позами. Помните, в каких местах пересекаются на спине боковые каналы?
— Шея, между лопатками, поясница — последняя как раз там, где у меня болит.
Затаив дыхание, я ждала, чтобы он сам дошел до ответа.
— Места… — проговорил он с растущим волнением, — в точности те места, которые у всех болят — и в которых люди, старея, теряют подвижность, благодаря всяким артритам и тому подобному.
— Точно, — ответила я, — стоит только поддерживать себя в дурных мыслях, посильнее и почаще залавливать срединный канал, и начнется то, что Мастер называет «болями в теле», в точности там, в тех самых местах…
— А позы, в таком случае, — заспешил он, — Позы — каждая из них, должно быть, делает что-то, чтобы расслабить пережатые места, чтобы вновь заставить ветры двигаться по срединному каналу. Что, в свою очередь, должно добавить благих мыслей, — добавил он задумчиво, — хороших, тех самых, которые двигаются по срединному каналу.
Я развернула его лицом к себе и одарила широчайшей улыбкой.
— Похоже, именно поэтому вы и комендант, — сказала я, и мы хорошенько прошлись по нашему традиционному набору поз, чтобы он не слишком зазнавался.
Глава 11. Дыхание и улыбка
На следующий день пристав открыл дверь моей камеры и без всяких церемоний указал мне палкой на выход из участка. Я собрала свои пожитки — шаль и плошку — в сумку и сказала, вполне нарочито, для ушей Бузуку:
— Так я уже иду на работу, к ткачихе?
Пристав никак на это не отозвался, давая мне понять, что он за свой век давно узнал обо всем, что может происходить между заключенными.
Он постучал палкой об пол, но выглядел при этом совершенно расслабленно, — каким я вряд ли вообще его видела до сих пор — но в некотором предвкушении, что ли; и это-то снова зацепило меня.