Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы

Сегодня я завтракаю с Натаниэлем — событие особенное, и выглядеть нужно соответственно. После долгих раздумий я останавливаю выбор на белом брючном костюме («Дольче и Габбана», стопроцентный лен). Жакет с глубоким вырезом — не развратным, но провоцирующим. Я беру такси до кофейни «У Эндрю» и всю дорогу рявкаю на водителя. На месте выясняется, что он не понимает по-английски. Я зря старалась. Вот блин.

Я захожу в кофейню. Натаниэль уже там.

Повторю последнюю фразу, это важно.

Натаниэль уже там! Ждет меня.

Я резко сбавляю скорость и пытаюсь унять сердцебиение. Натаниэль — всего лишь мужчина. Простой смертный. Он не стоит моих волнений.

Говорить легко! Вот если бы Натаниэль был не такой сексуальный, если бы он не раздевал меня глазами, если бы в его присутствии я не чувствовала себя такой чертовски привлекательной… Господи, да мне даже безразлично, какой на нем прикид — от или из. Правда, последние два года все мужчины при моем появлении пускают слюну, но не на всех я так бурно реагирую.

Для поддержания имиджа «Круче только яйца» я улыбаюсь (220 киловатт Ви-лучей, заряд направлен на Натаниэля), и оценивающий взгляд делается… как бы это сказать поприличнее… похотливым. Есть! Натаниэль, как воспитанный человек, встает, отодвигает мой стул и помогает мне усесться. А вот от Гарри такого не дождешься.

Появляется официантка, мы делаем заказы (сто лет не ела яичницу-болтунью), и тут я вспоминаю о предлоге для нашей встречи.

— Возвращаю вашу куртку.

Ничего остроумного или игривого в голову не лезет, мозгов хватает только на эту банальщину. Привет тетехе из Нью-Джерси!

— Это самое малое, что я мог для вас сделать. Вы так замерзли… то есть я хочу сказать, вы и зубами клацаете обворожительно, но все же вы могли простудиться.

— Да, озябла я здорово. Денек тогда выдался — не дай бог.

Я украдкой щупаю восстановленную в правах задницу.

Натаниэль интересуется, чем я зарабатываю на жизнь. («Пост» он не читает, тут двух мнений быть не может.) Я честно отвечаю, что держу бутик сумок и аксессуаров. Он явно предполагал что-то другое, однако священного трепета не чувствует — ее величеству дамской сумочке мужчины никогда не присягали.

— Так вы, значит, дизайнер?

— Нет, я занимаюсь торговлей. Но мне нравится думать, что, если бы не я, даже самые красивые сумки так и пылились бы на полках.

— Теперь понятно, почему вы так выглядите.

— Как?

— Как девушка с обложки.

— Спасибо.

Натаниэль получает мою улыбку.

Он смеется — не надо мной, а от радости, что видит меня. Голова идет кругом.

— А что военный делает в Нью-Йорке?

— Я приехал на встречу выпускников военной академии. Она через пару недель. В этом году пятнадцать лет, как я закончил. Удачно получилось — встреча пришлась на отпуск.

— Так вы закончили военную академию? Впечатляет, — вру я. — А ваша жена приехала с вами?

Вот уж воистину: язык мой — враг мой. Я поспешно набиваю рот яичницей — не хватало еще что-нибудь ляпнуть. Куда подевалась моя неприступность? Почему на лбу у меня больше не светится: «Смотрите, пока бесплатно»? Да, на этот раз ты серьезно запала, подсказывает внутренний голос Высокомерной Ви из Уэст-Сайда.

— Я разведен. Ей надоело быть женой военного, к тому же я слишком много пил.

Так он пил! Теперь все ясно! Но я почему-то рада это слышать: значит, Натаниэль тоже страдал, значит, и он не слишком правильный.

— Порой алкоголь — лучшее лекарство.

Я стараюсь дать понять, что в моих глазах алкоголизм не порок.

— Я завязал.

Значит, он сумел побороть свою слабость. Но мне хочется за что-нибудь да пожалеть Натаниэля.

— А чем вы занимаетесь, пока ждете встречи выпускников?

Ви, хватит цитировать фильмы для семейного просмотра, выдай что-нибудь артхаусное!

— Гуляю, осматриваю достопримечательности. Вот поучаствовал в Забеге за здоровье нации. Кое-что купил. — Натаниэль со смехом указывает на куртку. — Не думал, что в апреле будет так холодно.

— Да, весна в этом году отвратительная. Ума не приложу почему. Вот, помню, лето в восемьдесят третьем…

Я прикусываю язык — не хватало, чтобы Натаниэль вычислил мой возраст. Пора закрыть тему погоды.

— Вы хотели рассказать о лете восемьдесят третьего, — мягко напоминает Натаниэль.

— Такая ерунда, что и говорить не стоит, — перебиваю я.

Натаниэль смотрит на меня (глаза у него, кстати, темно-карие) так, словно пытается заглянуть туда, куда заглянуть уже в принципе невозможно, и весь подается вперед.

— Побывали бы вы летом в Афганистане! Днем жара сорок пять градусов, ветер бешеный, тучи песка.

Да что ж это такое? Мало того что мы говорим о погоде, так еще о погоде в стране, о которой я даже не слышала.

— Вы, наверное, много путешествовали?

Я изо всех сил стараюсь казаться вежливой. Сама я видела только Нью-Джерси, Нью-Йорк и Пенсильванию. Остальной мир меня не интересует. Я давно превратилась из убогой гусеницы в восхитительную бабочку, но сейчас мне хочется завернуться в кокон, хоть это и противоречит законам природы, и всю оставшуюся жизнь провести в Нью-Йорке. Ничего не хочу видеть и знать, кроме двенадцати миль Манхэттена, на которые хватает шелковой нити. Мне и тут хорошо.