Как приручить Обскура (СИ)

Грейвз сполоснул бритву, повернул ему голову. Тот сглотнул, острый кадык прокатился по горлу.

— Не волнуйся. Сиди спокойно, — он прошёлся по шее, готовый отдёрнуть руку, если тот вдруг шелохнётся. Но Криденс замер, будто от парализующего заклятья. — Вот так… Молодец.

Уголки губ у Криденса шевельнулись — вверх, как намёк на улыбку.

— Рука должна быть уверенной, — сказал Грейвз. — Твёрдой. Лезвие очень острое, нужна практика, чтобы не пораниться.

Он мягко коснулся пальцами юношеской щеки, нажал, проверяя результат. Криденс приоткрыл губы, веки у него задрожали.

— Бритва должна идти ровно, — сказал Грейвз, крепко взяв его сзади под шею и натянув кожу у второго виска. — Вот так… — лезвие плавно скользнуло вниз. — Не быстро… не медленно. Первый раз — вдоль роста волос. На взгляд кажется, что этого уже достаточно. Но если проверить… — он провел пальцами возле уха, ощутил едва заметное покалывание, — окажется, что можно сделать лучше.

Он сполоснул бритву в очередной раз, стряхнул капли воды. Криденс свёл колени, сунул сложенные ладони между бёдрами и тихо вздохнул.

— Открой рот и подожми губы, — велел Грейвз. — Не шевелись. Подбородок и верхняя губа — самый сложный этап. Замри, — он точными короткими взмахами прошёлся вокруг его рта. — Хорошо. Передохни. Сейчас будет второй раз. Хочешь что-то сказать?

— Я не знал, что это так сложно, сэр, — прошептал Криденс.

— Практика делает сложное лёгким, мой мальчик, — Грейвз отложил бритву и снова взялся за кисточку. — Ты научишься.

Мягкими ласкающими движениями он нанёс ему на лицо остатки пены. Криденс улыбался от щекотки и плотнее сжимал веки.

— Это один из самых приятных ритуалов, что я знаю, — сказал Грейвз.

— Очень приятный, — выдохнул Криденс.

— Не разговаривай, иначе проглотишь мыло.

Криденс послушно сжал губы.

— Второй раз, — Грейвз легко потянул его за волосы на затылке, открывая шею, — нужно идти снизу вверх. Против роста волос.

Лезвие почти бесшумно прошлось по горлу от середины шеи до челюсти.

— При должном опыте, — Грейвз взял его за ухо, чтобы было удобнее, и Криденс шумно вдохнул, — ты начнёшь определять чистоту кожи на слух. А пока, — он провел костяшками пальцев по гладкой щеке вверх и вниз, — делай вот так.

Парой длинных ровных движений он снял остатки щетины со второй стороны лица, с подбородка и над верхней губой. Оценил результат на взгляд, ополоснул бритву и отложил на край раковины.

— Я сам делаю это в три этапа, но твоя кожа к этому не привычна, — он намочил полотенце ледяной водой, аккуратно снял остатки пены с лица Криденса — возле крыльев носа, около уха. Мягкими движениями промокнул гладкие щёки, бросил полотенце на край ванны и взял мальчишку за подбородок. — Можешь открыть глаза.

— Всё?.. — сиплым шепотом спросил тот.

Грейвз обвёл большим пальцем его губы, проверяя свою работу. Гладко.

— Почти, мальчик мой.

Он капнул на ладонь одеколон с едва слышимым запахом можжевельника, растёр между пальцами и ласково похлопал Криденса по щекам. Тот сидел, покусывая нижнюю губу, сосредоточенно глядя на отворот халата Грейвза и стремительно краснея. У него было удивительное выражение лица — смущённое, испуганное, гордое одновременно.

Ай да Персиваль, — едко заметил внутренний голос. — Нашёл у мальчишки слабое место и пользуешь в своё удовольствие. Криденс жаждет прикосновений — любых, которые не причиняют боль, любых, какие хоть немного приятны — а ты умеешь быть приятным, Персиваль, сам знаешь. Смотри, он уже полыхает, а ты всего лишь погладил его по лицу.

Что ты делаешь с ним?.. Чему учишь?..

— Есть ещё кое-что, — сказал Грейвз и отступил на шаг, выпустив его колено. — Иди за мной.

Плотные шторы не пропускали в спальню белый утренний свет. Грейвз предпочитал спать в темноте и не любил, когда его будили солнечные лучи. Так было даже дома, в Нью-Йорке. Спальня была местом для сна и отдыха, а этим занятиям Грейвз всегда предавался в одиночестве и никогда никого не укладывал в свою постель. Даже Лоренс тут был не в счёт — это Грейвз жил у него в крошечной старой комнате и занимал половину скрипучей железной кровати.

Криденс остановился на пороге, не решаясь войти.

По тёмно-синим, почти чёрным шелковым обоям вился ломаный узор из острых серебряных линий. Присмотревшись, можно было заметить холодные блики там, где они пересекались: единственный признак сложного защитного заклинания, опутавшего весь дом. Грейвз не собирался полагаться на удачу: появление посланников Гриндевальда было вопросом времени. И лучше быть готовым и держать в голове, что они придут через пару дней, чем надеяться, что в запасе есть пара лет.

— Входи, — сказал Грейвз, не оборачиваясь.

На чёрном комоде для белья, обтянутом крокодиловой кожей, возле стеклянной лампы с абажуром из белой рисовой бумаги стояли флаконы. Грейвз ещё не успел здесь обжиться, найти каждой вещи удобное место в доме. Дом был таким маленьким по сравнению с нью-йоркским особняком, что иногда Грейвз чувствовал себя живущим в конуре.

Не то что дома.