Как приручить Обскура (СИ)

Он провёл пальцами по волосам, вытащил перья. Длинные, жесткие, белые с чёрными поперечными полосами. Он почесал ими нос, который защекотало воспоминание о пушинке. Постучал упругим пером по губам, поймал зубами. Взял одно в правую руку, будто собрался писать — пальцы затряслись. Понятно. Значит, пока всё, что он может — взять кусок хлеба и поднести ко рту. Ничего тяжелее удержать не получалось, даже вилка и ложка дрожали в пальцах, так что ему приходилось есть левой рукой. А вот писать левой рукой он как-то не научился за сорок два года…

— Знаешь, а ты прав, — сказал он филину и взял перо зубами за кончик. — Это ты хорошо придумал. Молодец.

Легион довольно угукнул и сощурился.

Почти весь день Персиваль провел в постели. К счастью, без кошмаров. То ли их прогнала нечеловеческая усталость, которая помешала бы ему вылезти через окно в лес, кто бы его туда не звал. То ли чары Ньюта, который, засучив рукава, принялся экспериментировать над Грейвзом и здорово увлёкся. Вежливые просьбы сменились бесцеремонностью, Ньют коротко бросал: «Пейте», «Дайте», «Не мешайте», «Замрите». Грейвз не спорил, прекрасно понимая, что тот идёт вслепую — точно так же, как он сам шёл с Криденсом. Он не спорил с конспектами и тяжелыми пыльными фолиантами, разложенными по тёмно-синему с серебром покрывалу у него в ногах. С тем, что походный столик с котелком Ньют больше не забирал с собой, надёжно пристроив его у окна. Он не спорил даже с филином, который облюбовал себе изножье кровати и сидел там, вертя головой и попискивая.

Он не спорил, но нарушение привычного распорядка, суета, собственная немощность и безделье бесили его так, что к вечеру ему стало ощутимо лучше, и он без помощи Финли смог встать и перебраться в кресло у окна. Криденс явился на зов, виновато встал у порога, растерянно огляделся.

Спальня больше не выглядела как святая святых, в которую он робко вступал, осознавая значительность момента. Теперь тут был филин, который вертел головой, перепархивал с кровати на пол, с пола на комод, с комода на карниз под потолком, и угукал к месту и не к месту. Тут был хаос из книг и старых тетрадей на постели, раньше идеально заправленной, стол Ньюта у окна, старый плетёный стул и сам Ньют, со всклокоченными волосами, в рубашке и жилете, сосредоточенно моргающий в свои записи.

— Добрый вечер, сэр, — нерешительно сказал Криденс. Он явно ожидал, что останется с Грейвзом наедине, и теперь был неприятно удивлён, судя по взгляду, который он бросил в сгорбленную спину Ньюта перед тем, как потупиться.

— Садись, мальчик мой, — сказал Грейвз, поманив его к себе левой ладонью.

— Вы будете заниматься?.. — встрепенулся Ньют. — Я вам не помешаю?..

— Вы же работаете, — сказал Грейвз. — Я надеюсь, это мы вам не помешаем.

— Нет-нет, я… почти ничего не вижу и не слышу, когда глубоко… — он улыбнулся бегло и рассеянно, потеряв мысль, повернулся к своим записям и навис над ними, хмуря брови.

Криденс сделал пару шагов вперёд и остановился.

— Я могу сесть рядом с вами… сэр?

— Конечно, можешь.

Криденс с облегчением шагнул вперёд, опустился на пол у кресла и сел, скрестив ноги.

— Ты выучил то, что я велел? — спросил Грейвз.

— Да, сэр, — уверенно ответил тот.

Грейвз бросил ему на колени связку гусиных перьев и маленький нож:

— Пока рассказываешь, очини их для письма. Умеешь?..

— Нет, сэр, — тот поднял глаза.

— Возьми одно, я покажу, — велел Грейвз. — Сначала очищаешь нижнюю часть. Соскабливаешь лишнее, чтобы было удобно держать в руке. Потом срежь кончик… и вот тут сделай надрез. Срез нужно затупить ножом. Всё понял?

— Да, сэр.

— Тогда займись делом и рассказывай, что ты выучил.

— Вильгельм Фишер был первым из двенадцати добровольцев, которые вызвались защищать американское магическое сообщество, — начал Криденс, развязывая пучок перьев и раскладывая их перед собой.

Он рассказывал негромко, слово в слово то, что было сказано в энциклопедии. Грейвз отвлечённо слушал, иногда поправляя в датах или подсказывая, если тот забывал окончание фразы. Удивительно. Он не думал, что Криденс справится так хорошо. Он дал ему сложное задание не для того, чтобы проверить его силы или передать ему знания — а для того, чтобы тот был занят слишком сильно, чтобы изводить себя мыслями, тоской и чувством вины. А Криденс за сутки вызубрил двенадцать энциклопедических статей. Становилось понятно, как он смог выжить, подавляя в себе эту невероятную мощь. Воля у мальчика была железной, а ум — резвым и очень голодным.

Криденс рассказывал, увлекаясь, начиная улыбаться. Кучка готовых перьев перед ним всё росла, и они получались у него всё быстрее и изящнее. Он и сам заметил, что первые были очинены небрежно, так что начал перебирать их, выскабливая до гладкости и подрезая, если требовалось. Грейвз довольно улыбнулся. Молодец. Соображает.