Как подружиться с демонами

Ожидание и муштра, ожидание и муштра… Саддам травил газом иранцев, курдов и болотных арабов, поэтому мы были готовы, что и в наши лица пыхнет отравой. За ним, как говорится, не заржавеет. Ан нет, ничего такого. Мы полюбовались еще несколькими закатами, а потом авиация МНС нанесла удар по Кувейту, который оккупировали иракцы. А у врага не нашлось ВВС для достойного ответа, и я решил, что войне скоро конец.

И где же их авиация? Куда подевалась их артиллерия вместе с газом и химикатами? Считалось же, что у Ирака крупнейшая армия на Ближнем Востоке. Так чем же они заняты? Засели в окопах и острят свои ятаганы? Ждем да ждем, а ребята начинают дергаться. Сколько же им еще глядеть на это розовое небо? Ладно, сиреневое.

У парней только и разговоров что о том, какие широченные телики они купят, когда получат расчет. Это ведь первая война, которую как следует показывают по ТВ, вот они и мечтают, вернувшись домой, посмотреть ее на больших диагоналях. Меня это бесит.

— Какого дьявола? Остаться в живых тебе уже мало? Нужна голливудская версия? С розовыми соплями в конце? Думаешь, ты здесь в гребаной ролевой игре снимаешься?

— Никак нет, старший сержант!

— Именно так ты и думаешь, черт бы тебя побрал. И не перечь мне, долдон.

С середины января пошли серьезные бомбардировки с воздуха. А пока бомбы летят, мы налегаем на строевую и ждем. Случается обмен артиллерийским огнем, но атакуют нас только вертолеты. МЛРС и так без конца херачат ракетами, но в небе еще шныряет эта белая мошкара — беспилотники, — и они шлют на компьютер координаты, по которым выпускают еще больше ракет, так что я волей-неволей думаю себе: приехали, братан. Солдаты вроде тебя теперь никому не нужны, подлежат увольнению — вешай сапоги на гвоздь. Понимаете, ответных ударов нет. А если у врага нет технологии — война, считай, односторонняя. В конце января иракцы начинают шевелиться — пересекают границу Кувейта и входят в саудовский город Хафджи. Но ненадолго. Ползут слухи, будто иракцы, которых там взяли в плен, говорят, дескать, у них кишка тонка воевать.

К концу февраля все пути снабжения вражеских дивизий на той стороне Евфрата расфигачены бомбами, так что теперь они сидят на сухом пайке. Уничтожена чертова уйма их танков и артиллерии. А мы по-прежнему тренируемся надевать противогазы и любуемся закатами. В принципе это хорошие новости. Судя по всему, сухопутным войскам наступать теперь будет проще, чем думалось. Но мне такое не по нутру. Ну разве ж это война?

Не люблю, когда все чересчур просто. Что дешево досталось, недорого и стоит. Уж поверьте.

У меня прям от души отлегло, когда объявили наш выход. Услыхал набат? Тут и без слов все понятно. Я ведь слышу, как с каждым днем нарастает канонада. Мне можно не рассказывать, что к чему. Мы направляемся в Вади-эль-Батин, затем поворачиваем прямиком в Эль-Кувейт, и, хотя мои хлопцы выглядят неважно, окромя Брюстера, готового ко всему, я смеюсь и напеваю: «Едем-едем мы в Вади, хей-хо», а ребята такие: «Старший сержант, да это у вас крыша едет».

Отнюдь. Просто я счастлив, когда занят тем, подо что заточен. Стройся. Выдвигайся. Продвигайся. 24 февраля 1991 года 1-я Британская бронетанковая, в которой мы состоим, перешла в наступление. Закрутились шестеренки войны. И знаете что? В пустыне чисто британская погода: пасмурно, зябко и дождь. Бойцы сидят на броне «уорриоров», идущих сразу за танками, и, хотя кругом бездорожье, мы — скок-поскок — потихоньку продвигаемся.

Обидно только, что мы не в первых рядах. Это морпехи янки под покровом ночи проторили путь через минные поля, заграждения и начальные рубежи иракской обороны. На рассвете донесся гул танкового сражения. Я и не знал, что янки с французами зашли с севера и вломились к иракцам с черного хода. Противник, у которого и по сей день не было воздушной разведки, тоже ни о чем ведать не ведал. Без подкрепления деваться им было некуда. Угодили в духовку, а мы выставили ее на полную мощность. Как вам запечь индейку?

Значит, под конец дня разворачиваемся мы на восток, чтобы вступить в бой с иракскими танками на границе с Кувейтом. Катим себе и катим, и мне начинает казаться, что война закончилась в первый же день. Над песками клубится черный дым, впереди слышен грохот боя, но ближе он не становится. Встаем на якорь и зачищаем несколько огневых позиций, но сопротивление ничтожное — шмальнут парой-тройкой очередей, и все. Подбираем нескольких иракских солдат-новобранцев, детишек, которые старательно нам улыбаются, — и они плетутся у нас в хвосте как военнопленные.

Сражаться не с кем. Ищем противника, а его нет как нет. Мы все углубляемся в пустыню, вокруг черный дым и какая-то чудная вонь. А я никак не скумекаю: дым вижу, грохот слышу, но где же война?