Читаем Как остановить время полностью

Я пытался сообразить, где именно раньше располагались палатки торговцев гусями и где стояла она с корзиной фруктов.

И вдруг я увидел это место.

На мгновение я застыл на месте, не обращая внимания ни на тянущего меня за поводок Авраама, ни на несущиеся мимо машины. Мигрень усилилась, а голова закружилась так, что я вынужден был прислониться к кирпичной стене.

– Постой минутку, мальчик, – сказал я Аврааму. – Погоди.

Разом, точно прорвавший дамбу водный поток, на меня обрушились воспоминания. Боль пульсировала в голове намного мучительнее, чем утром в классе; на миг стих рев машин, и я почувствовал ее – ожившую историю улицы. Головная боль стала фоном, и на меня накатилась слабость – точно как в 1599 году, когда я в полном умопомрачении брел на запад, мечтая о спасении.

<p>Часть третья</p><p>Роуз</p><p>Боу, в окрестностях Лондона, 1599</p>

Три дня я шел, почти не останавливаясь. Ступни побагровели, воспалились и дико болели. В глаза будто насыпали песку, а веки налились свинцом: спал я урывками, возле лесных тропинок или на поросших травой обочинах крупных дорог. Впрочем, я почти не спал. Саднила натертая лютней спина. А такого голода я не испытывал в жизни – за последние три дня во рту не было ничего, кроме ягод, грибов да жалкой краюшки хлеба, которую бросил мне проскакавший мимо сердобольный сквайр.

Тем не менее все это ничуть меня не огорчало.

Все это отвлекало меня от мыслей, заставлявших мозг работать на пределе возможностей. Мне казалось, что мое напряжение передается траве, деревьям, каждому ручейку и каждой речушке. Стоило мне закрыть глаза, и передо мной как наяву вставала мать в последний день ее жизни: вот они подняли ее высоко над землей, ее волосы развеваются на ветру… Ее крики по-прежнему звучали у меня в ушах.

В те три дня я превратился в тень себя. В Эдвардстоун я вернулся свободным от всех обвинений, но оставаться там больше не мог. Все тамошние жители были убийцами. Все до единого. Я зашел в наш дом, взял материну лютню, поискал денег, но ничего не нашел. И ушел, вернее, бежал прочь. Находиться в Эдвардстоуне было выше моих сил. Я больше видеть не мог людей вроде Бесс Смолл или Уолтера Эрншоу, не мог заставить себя пройти мимо дома Гиффордов. Меня захлестывало чувство ужаса и невосполнимой утраты; мне хотелось убежать от бесконечного одиночества, но убежать от этого, разумеется, невозможно.

Я почти добрался до Лондона. Один житель деревушки Хакни, сильно шепелявя, поведал мне, что если я направляюсь в Лондон, то лучше двинуться через Боу – там на Фэйрфилд-роуд проходит ярмарка «Зеленый гусь», где я смогу заморить червячка и поглазеть на «разные диковины». Я дошел до Фэйрфилд-роуд. «Диковины» начались сразу: стоявшая посреди улицы корова уставилась мне в глаза, будто хотела поделиться со мной чем-то важным, но ее порыв тут же угас, растворившись в разделяющей людей и животных пропасти.

Миновав корову, я пошел дальше; по обе стороны дороги стояли дома. В отличие от других деревушек они тянулись и тянулись ровными рядами и между ними почти не было пустого пространства. Я понял: это уже Лондон. Впереди виднелась заполонившая улицу несметная толпа народу.

Я вспомнил, до чего моя мать ненавидела толпу, и испугался ее страхом – так у человека болит ампутированная конечность.

Подойдя ближе, я был оглушен шумом. Вопли зазывал, крики торговцев. Пьяный хохот перебравших эля выпивох. Хрюканье, мычание и блеянье домашней скотины.

Визг волынок. Пение. Сущий содом.

Никогда прежде не видал я ничего подобного. Первобытный хаос. То полубредовое состояние, в котором я находился, делало это ощущение только острее.

Вокруг толпились люди. Сплошь незнакомые. Из их скопища то и дело, словно стаи летучих мышей из пещеры, вырывались взрывы хохота.

Краснолицая старуха, пыхтя, точно ломовая лошадь, тащила на деревянном коромысле два короба, полные рыбы и устриц.

Возле наспех сколоченного загона для свиней дрались двое мальчишек.

Прилавок с пирожками.

Хлебная лавка.

Редиска.

Кружева.

Девчушка не старше десяти лет несла полную корзину вишни.

По обе стороны улицы стояли лотки с жареными гусями.

В лужице воды плавали листья салата.

Проходивший мимо весельчак тыкал пальцем в пьяницу, безуспешно пытавшегося подняться на ноги:

– Колокол только два часа пробил, а прохвост, гляньте-ка на него, уже успел набраться!

Кролики.

Два живых гуся – они шипели и махали друг на друга крыльями.

Еще свиньи. Еще коровы. Еще пьяницы. Много пьяниц.

Неопрятного вида сиротка вела хорошо одетую слепую женщину.

Хромые попрошайки.

Захмелевшая баба, прижавшись к случайному прохожему, схватила его за промежность и что-то зашептала ему в ухо – наверняка какую-нибудь похабщину.

От пивных палаток доносился шумный гомон.

– Великан из Нидерландов! – вопил зазывала. – Карлик из западных графств! – Очевидно, он рассчитывал, что, играя на контрасте, быстрее заставит публику раскошелиться.

Шпагоглотатель.

Уличный скрипач. Волынщик. Флейтист бойко наигрывал балладу «Три ворона», а сам не спускал с меня подозрительных глаз.

Перейти на страницу:

Похожие книги