Как остановить время

С этим именем было столько связано. Оно включало в себя всех, кто хоть раз так меня назвал, и всех, от кого я его утаил. Мою мать, и Роуз, и Хендрика, и Мэрион. Но оно не было якорем. Якорь удерживает тебя на одном месте, а меня по-прежнему ничего не держало. Неужели мне суждено бесконечно дрейфовать по жизни, раздираемому своими сегодняшними чувствами? Каждый корабль рано или поздно бросает якорь. Достигает порта, гавани, места назначения – знакомого или незнакомого. Должен же он доплыть хоть куда-нибудь! Ведь в этом его цель? За свою жизнь я перебывал в шкуре множества личностей, сыграл массу самых разных ролей. Я – не отдельный человек. Я – толпа, заключенная в одном теле.

Я вызывал у себя то ненависть, то восхищение. То восторг, то скуку. Я изведал и счастье, и глубокую тоску. Я побывал по обе стороны исторических баррикад – и среди правых, и среди виноватых.

Короче говоря, я себя потерял.

– Ничего, справимся, – сказал я своему отражению. И снова вспомнил Омаи. Знать бы, где он сейчас. Жаль, что, расставаясь с ним, я не подумал, что нам стоит поддерживать связь. Слишком одиноко в этом мире без друга.

Сердцебиение понемногу приходило в норму: спасибо замедленному дыханию. Я вытер лицо бумажным полотенцем.

Шагая по коридору обратно в класс, я заставил себя смотреть только вперед и не поворачиваться в сторону класса Камиллы. Я старался вести себя как нормальный учитель, имеющий за плечами не больше сорока лет воспоминаний.

Я вернулся в класс.

– Приношу свои извинения, – с вымученной улыбкой сказал я и напустил на себя беспечный вид. Чем бы их развеселить? – В юности я баловался наркотиками. И до сих пор нет-нет да и прилетает такой вот привет из прошлого.

Дети захохотали.

– Так что держитесь подальше от наркотиков, не то будете всю жизнь мучиться головными болями, да еще, чего доброго, станете преподавать в школе историю. Ладно, продолжим урок…

В тот же день я снова встретил Камиллу. В обеденный перерыв. В учительской. Она разговаривала с учителем немецкого – австрийцем Иоахимом, у которого при каждом вдохе посвистывало в носу. Заметив, что я пью чай в полном одиночестве, она прервала свою беседу с ним и подошла ко мне.

– Здравствуйте, Том.

– Привет, – ответил я коротким – короче некуда – словом, сопроводив его намеком на улыбку.

– С вами утром все было нормально? Вид у вас был какой-то… – Она замялась: – Напряженный.

– Просто голова разболелась. Бывает.

– У меня тоже.

Она прищурилась. Я испугался, что она пытается сообразить, откуда ей знакомо мое лицо, и поспешил сказать:

– Голова так и не прошла… Потому я и сижу тут один.

Слегка уязвленная и, пожалуй, сконфуженная, она понимающе кивнула:

– О, конечно. Надеюсь, вам полегчает. В аптечке есть ибупрофен.

Если бы ты узнала обо мне правду, твоей жизни грозила бы смертельная опасность.

– Спасибо, но не беспокойтесь. Скоро пройдет.

Я отвел глаза и стал ждать, чтобы она отошла. Она так и сделала. Я понял, что она рассердилась, и почувствовал себя виноватым. Хотя нет, не так. Это было другое чувство. То ли тоска по дому, то ли жажда чего-то – давненько я такого не испытывал. Камилла села в дальнем углу учительской – ни улыбки, ни взгляда в мою сторону; я отчетливо чувствовал: что-то закончилось, не успев начаться.

Поздно вечером мы с Авраамом возвращались из парка по Фэйрфилд-роуд. Обычно я этой дорогой не ходил. Избегал ее с тех пор, как вернулся в Лондон.

Именно здесь я впервые повстречался с Роуз. Сегодня появляться на Чэпел-стрит и Уэлл-стрит было для меня слишком мучительно. Я понимал: пора смириться с ее смертью. И со всем остальным. Пора, как теперь выражаются, «закрыть вопрос». Но отгородиться от прошлого невозможно. Надо просто принять его, на большее у нас не хватит сил. Именно к этому я и стремился.

Я стоял на Фэйрфилд-роуд возле освещенной автобусной остановки – воплощенного уныния, – держа наготове полиэтиленовый пакет, чтобы подобрать за Авраамом какашки и выбросить в урну. Историю Лондона можно изобразить графически: диаграмма покажет неуклонное снижение количества видимых испражнений на главных городских магистралях.

– Знаешь, Авраам, вообще-то не следует делать свои дела на улице. Для этого мы ходим в парк. Помнишь, туда, где много зелени и растет травка?

Мы двинулись дальше. Авраам делал вид, что понятия не имеет, о чем я толкую.

Я смотрел по сторонам, пытаясь вспомнить, где именно я впервые ее увидел. И не мог. Не осталось ни единой приметы прошлого. Ни на Чэпел-стрит, ни на Уэлл-стрит не сохранилось ни одного старого дома. Я заглянул в окно одного из зданий и увидел людей на беговых тренажерах. Все они таращились вверх, скорее всего, у них над головами висели в ряд телевизоры. У некоторых из ушей торчали наушники. Какая-то девица на бегу не отрывала взгляда от своего айфона.

Для большинства современных людей не важно, где именно они находятся. Какая разница где? Сегодня люди присутствуют в реальности только наполовину, постоянно хотя бы одной ногой торча в великом цифровом нигде.