Пока Майкл принимает душ, я дотаскиваюсь до ванной, чтобы выпить “тайленол”. Пластиковых стаканчиков не осталось, поэтому я набираю воду в красную пластмассовую крышку от крема для бритья и пытаюсь не замечать “ментолового взрыва” на языке. В зеркале видно отражение мужа. Он энергично намыливается, как всегда, вот уже много-много лет, в определенной последовательности: левая рука, правая, грудь, промежность, ноги; правая ступня, левая, шея, ягодицы, задняя часть ног. Он снимает с крючка на присоске щетку из люфы, проводит по ней мылом, трет спину. Было время, мы залезали друг к другу в душ. Но осталось ли место для сюрпризов в нашем браке?
Я возвращаюсь в постель и лежу до тех пор, пока в 11.45 не раздается первый телефонный звонок.
– Мам? Нам дали котлету и консервированные персики. А я их терпеть не могу. Можешь привезти мне обед?
– Кейтлин, разве папа вам ничего с собой не дал?
– Нет. Он велел поесть в школе. Но я ненавижу котлеты и персики. Можешь привезти еды? Пожалуйста. Я не завтракала и умираю с голода. Я скоро упаду в обморок!
– Папа не накормил вас завтраком?
– Не успел.
Я смотрю на часы. Обед у Кейтлин заканчивается в 12.30. Если поспешить, успею приготовить и привезти к 12.15, тогда она быстро перекусит перед литературным кружком.
– Спасибо! Мамочка, я тебя так люблю! Тебе лучше?
– Да, малыш. Намного.
Такое ощущение, что мои глаза, как яйца, поджаривают на сковородке. Я готовлю сэндвичи для Кейтлин – хлеб из непросеянной муки без корочек, арахисовое масло, мед, – глядя на разбросанные по столу сегодняшние газеты.
Вскоре я без лифчика, в грязной толстовке, еле волоча ноги, подхожу к стеклянным дверям “Двух сосен”. Надеюсь, черные пижамные штаны сойдут за спортивные. На голове у меня пакля, под глазами – размазанная вчерашняя тушь. Опустив взгляд, я вижу серую ньюбэлэнсовскую кроссовку на одной ноге и красную полосатую рибоковскую – на другой. Естественно, по пути мне попадаются все, кого ни в коем случае не хотелось бы сейчас встретить. Генеалогическая фря Келли Лондон. Мэтт Хелмс, симпатичный разведенный папаша, который каждый второй понедельник и среду забирает своего сына на обед. Кристин Хейвуд, глава родительского комитета, некогда – девушка с обложки журнала “Гламур”. Ненавистная Шэри Тэйбор с густо намазанными губами; она купила наш первый дом, а потом всюду растрезвонила, что мы оставили ей в наследство чешуйниц. Накрахмаленная Нива Брубейкер в ослепительно чистом ансамбле от “Толботс” четвертого размера. Мистер Маркер, физкультурник, который в прошлом году подкатывал ко мне на научной выставке, прямо у модели торнадо.
Майкл обещал быть дома к пяти. В 18.40 грохочет гаражная дверь. Дети успели наесться сырных косичек, чипсов со вкусом барбекю, холодного риса и печенья с орехом пекан. Я с трудом выползаю в прихожую и смотрю, как муж вешает пиджак в шкаф.
– Тебе лучше? – Он ставит портфель на пол и снимает ботинки.
– Не особенно. Ты обещал прийти пораньше. Забыл?
– Ой, прости, Джулия. Я уже вышел за дверь, но позвонил Скотт Хейнз, а от него так просто не отвяжешься. У его отца нашли рак легкого. Бедняга сам не свой. Не мог же я взять и повесить трубку. Еще пришлось вернуться за показаниями, чтобы проверить одну вещь, а потом.
– Мне было
– Ой, детка. Сделать чаю? Или куриного супа? – Он заходит в кухню и застывает на месте. – Господи Иисусе. Что тут было?
– Голодные дети, Майкл. Всего-навсего.
– Ну и погром. Мне очень стыдно.
– Последнее время я только это и слышу.
– Что?
– Ничего. Пойду лягу. В морозилке внизу лазанья. Латук в холодильнике. Думаю, на салат хватит.
– Я поел. – Майкл хлопает себя по пузу. – Мы заказали китайскую еду и поужинали на работе.
– “Мы”? – Я прислоняюсь к стене, чтобы не упасть.
– Я, Курт, Джо, Эдит. Проклятое антимонопольное дело, тянется и тянется. Ужас какой-то. – Он жует очередную чипсину. В уголках рта остаются крошки. – Я бы с куда большим удовольствием сидел дома и заботился о моей малышке.
Я верю ему, но одновременно мне хочется его убить.