Как не надо писать. От пролога до кульминации

…хотя каждый профессиональный автор мечтает, чтобы читатели сами добирались до смыслов, скрытых в тексте. Чтобы считывали послание, адресованное лично им, а не уродовали свои впечатления чужими методичками. Чтобы развивали мысль, заложенную писателем, проецировали её на собственный опыт и рождали собственные мысли.

В хорошей книге смыслов много. У Гоголя наверняка есть и тот, к которому привык сельский учитель, и тот, который неожиданно открылся механизатору, и другие смыслы, которые ещё предстоит открыть.

Главное, как бы ни было сформулировано послание и какие бы смыслы оно в себе ни содержало, — эти смыслы должны быть. Без них нет смысла в самом писательстве.

Всегда ли читатели получают послание автора?

Почти всегда.

Правда, чем больше в этом послании смыслов и чем глубже они лежат, тем сложнее до них докопаться, и не у каждого есть подходящая лопата. Но всё же многие читают в поисках смысла, хотя послание вложено далеко не в каждую книгу.

Чтение бессмысленного текста напоминает популярное интернет-развлечение — пародии на фотоснимки знаменитостей. Блогеры из армии диванных остряков копируют позы звёзд, наносят похожий макияж, натягивают пародийные костюмы… Чем уродливее остряк и чем отвратительнее копия, тем лучше. Наградой блогеру становится шквал просмотров с общим комментарием: «Ржака!»

Уровень комментаторов соответствует уровню творчества, и восторги от такой популярности — «ошибка выжившего» № 35. «Чему смеётесь? Над собою смеётесь!» — говорил персонаж гоголевской комедии «Ревизор»…

…а директор Пушкинского музея Ирина Антонова называла подобное творчество «упражнениями вокруг пустоты: чего бы такого сделать, чтобы удивились?».

Даже хорошая копия формы без содержания — ничто. Об уродливой копии тем более сказать нечего.

Не надо писать, упражняясь вокруг пустоты. Достоевский предупреждал: «Идеи пошлые, скорые — понимаются необыкновенно быстро, и непременно толпой, непременно всей улицей; мало того, считаются величайшими и гениальнейшими, но — лишь в день своего появления». Вряд ли тот, кто начинает путь в литературу, мечтает о славе однодневного пошляка.

Другое дело, если автор вложил в свой текст послание со смыслом. «До чего же точно Стругацкие предсказывали будущее!» — восторгаются читатели, уверенные, что сумели расшифровать послания знаменитых фантастов…

…но Борис Стругацкий отказывался от славы ясновидящего за себя и за брата. «Мы никогда не пытались предсказывать. Просто рисовали картинки, которые казались нам одновременно и любопытными, и правдоподобными». В интервью 2010 года, рассуждая о проблемах жанра, писатель говорил:

⊲ Я думаю, что нынешний «обморок» научной фантастики — это прежде всего результат общего разочарования, поразившего науку в конце ХХ века. Со времён Жюля Верна наука обещала замечательные чудеса, но уже к середине ХХ века стало ясно, что чудеса эти главным образом малоприятные. Связаны они главным образом с совершенствованием способов уничтожения людей и разрушения городов. Да и полезные вроде бы чудеса сами по себе не радовали. Ильф об этом написал грустно, но точно: «Вот все говорили: радио, радио… И вот — радио есть, а счастья нет».

Смысл посланий Стругацких состоял не в предсказаниях. Братья рисовали правдоподобные картинки будущего — для того, чтобы читатель мог выбрать: какая жизнь сделает его счастливым, а какая — несчастным. В соответствии с этим выбором каждый сам решает, за что и против чего ему бороться.

Лауреат литературной Нобелевской премии Синклер Льюис избрал способ отправки послания, промежуточный между способами Плутарха и Гоголя. Он озаглавил свой роман в лоб: «У нас это невозможно», а написал антиутопию — иносказательное обращение к читателям: сделайте так, чтобы этого никогда не случилось.