Как не надо писать. От пролога до кульминации

Впрочем, никто не откажет хорошему тексту в праве считаться произведением искусства. В этом смысле рассказ не уступает картине или скульптуре, а роман — концерту для фортепьяно с оркестром или симфонии.

Можно ещё добавить, что сложные аудиовизуальные произведения — театральные спектакли и кинофильмы — создаются по художественным текстам, а скульпторы и рисовальщики с незапамятных пор используют литературные сюжеты и литературных героев.

Искусство с литературой — ближайшие родственники, а завязка состоит в созревшем желании войти в искусство через литературу и сделаться писателем.

О последней черте

Бросаться в омут — вполне в духе отечественной литературной классики. Так поступили бедная Лиза у Карамзина, Катерина у Островского, Марья Павловна у Тургенева…

…но участь их была печальной. Тот, кто мечтает о писательстве, очевидно, стремится к другому результату. И ему стоит ещё разок проверить свою решимость.

Зачем становиться писателем?

Незачем.

Вернее, вариантов ответа много, но любой из них недостаточно убедителен. Особенно если учесть, что обратной дороги не будет. «Фарш невозможно провернуть назад», — так или почти так пелось в популярной песне 1980-х годов.

О несбыточных иллюзиях насчёт больших денег и бестселлеров уже сказано. О реакции родных и близких тоже.

Не надо писать в надежде принести радость родителям: они, в полном согласии с Воннегутом, обычно желают детям лучшей доли. Предвкушение родительской радости — «ошибка выжившего» № 19. У писателя, который добился успеха, есть шанс увидеть родных и близких счастливыми; у начинающего или неуспешного — практически нет. Его будут жалеть, высмеивать, укорять, проклинать, уговаривать заняться серьёзным делом, спускать с небес на землю… Радоваться никто не станет.

Японский писатель Кэндзабуро Оэ рассказывал, как в детстве пообещал маме стать нобелевским лауреатом. «Я сдержал обещание!» С этой новостью он примчался домой спустя пятьдесят лет, получив Нобелевскую премию в области литературы, но мама возразила: «Ты обещал, что премия будет в области физики».

Не надо писать в расчёте порадовать результатами себя самого. Даже самые простые действия далеко не всегда приводят к ожидаемым последствиям.

Две девочки возвращались из школы. Первая хотела рассказать родным о полученной пятёрке и в спешке сломала ногу. А вторая получила двойку, грустно смотрела в землю и нашла кошелёк с деньгами.

Чрезмерная радость от скромных достижений выглядит так же глупо, как переживания по пустякам. К тому же расчёт на собственный бесконечный восторг от написанного — «ошибка выжившего» № 20.

Знаменитое: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» — это выплеск эмоций по окончании работы над исторической драмой «Борис Годунов»; радость от того, что гора с плеч свалилась. Хорошие писатели могут оценить достоинства своих текстов, но после первой эйфории редко бывают по-настоящему довольны. Как сказано у шотландского писателя и философа Сэмюэля Смайлса:

⊲ Если бы в печать попадали только произведения, которые удовлетворяют своих авторов, — самые великие из них остались бы неизданными. Настолько действительные результаты не соответствуют идеальным представлениям.

Мастер уверен, что мог сделать лучше. Отсюда и страсть к редактированию своих предыдущих текстов, и желание взяться за новый труд. Самодовольство — признак небольшого ума; полное удовлетворение сделанным — творческая смерть.

«Всё утро я был страшно занят: занимался корректурой книги своих стихов, — рассказывал Оскар Уайльд знакомому аристократу. — В результате вычеркнул запятую. Хорошо подумав, перед обедом я вернул её обратно».

Не надо писать, чтобы потешить собственное тщеславие.

Таракан выживает при ядерном взрыве, но гибнет от удара книгой. У автора убойной книги есть основания возгордиться. И тут самое время вспомнить, что для православных тщеславие — одна из восьми гибельных страстей, которая расколола Царствие Небесное. Для католиков — один из семи смертных грехов. Представители других конфессий, а с ними заодно атеисты и агностики тоже не приветствуют гордыню. Тургенев сказал, как отрезал: «Чрезмерная гордость — вывеска ничтожной души».

Граф Дмитрий Хвостов был рифмоплётом плодовитым и бездарным. Даже его родственник, полководец Александр Суворов, однажды не сдержался: «Митя, ведь ты хороший человек, не пиши стихов. А уж коли не можешь не писать, то, ради бога, не печатай». Тем не менее тщеславный граф издал при жизни четыре полных собрания своих сочинений. Но он мог себе это позволить — как богатый вельможа, член Сената и действительный тайный советник.