В результате он выделил три защитных фактора. Даже наличия одного из них достаточно для того, чтобы женщина могла избежать депрессии даже перед лицом тяжелых потерь и лишений. Первый защитный фактор - интимные отношения с мужем или любовником. Такие женщины успешно сопротивляются депрессии. Второй фактор - работа вне дома. Третий - количество детей: в семье должно быть не более двух детей в возрасте до четырнадцати лет, о которых необходимо заботиться.
Помимо этих трех факторов неуязвимости, Браун выделил два основных фактора риска: недавняя потеря (смерть мужа, эмиграция сына) и более значимый -
«Если вы потеряли мать, когда были маленькими, - объяснял Джордж, - на все дальнейшие потери вы будете реагировать крайней беспомощностью. Если ваш сын эмигрирует в Новую Зеландию, вы не станете говорить себе, что он отправился туда, чтобы сколотить состояние и непременно вернется. Вы будете думать о нем как об умершем. Во взрослом возрасте все потери будут для вас равносильны смерти».
Смерть матери становится для маленькой девочки устойчивой и универсальной потерей. Большая часть жизнедеятельности девочки зависит от матери. Это особенно справедливо до периода созревания, когда мальчики и группа ровесниц могут стать частичной заменой. Если опыт нашей первой крупной потери определяет наш способ осмысления причин будущих потерь, то открытия Джорджа имеют смысл. Эти несчастные дети, подобно детям низшего класса времен Великой депрессии, научаются тому, что потеря является постоянной и всеобъемлющей. Мать покинула их и никогда не вернется, и вся жизнь теперь пуста и бесцветна. Более поздние жизненные потери интерпретируются таким образом: он умер, он никогда не вернется, я не могу жить дальше.
Таким образом, теперь мы располагаем доказательствами существования трех факторов, влияющих на стиль объяснений вашего ребенка. Во-первых, повседневный анализ услышанного от родителей, особенно от матери. Если ваш стиль оптимистичен, то его будет таким же. Во-вторых, критические замечания, которые он слышит, когда терпит неудачу. Если они будут содержать устойчивые и универсальные суждения, его представление о самом себе будет пессимистичным. В-третьих, переживание потери и травмы в раннем возрасте. Если такой опыт будет смягчен, у него сформируется устойчивое мнение, что плохие события можно изменить и преодолеть. Но если этот опыт будет неизменен и всеобъемлющ, то беспомощность пустит глубокие корни.
Глава 8 Школа
Одним холодным и ветреным апрельским днем 1970 года, когда я был еще достаточно молодым преподавателем Пенсильванского университета, я ждал своей очереди, чтобы зарегистрироваться в Хаддон-Холл, слегка обветшавшем, а прежде величественном отеле, ожидавшем превращения Атлантик-Сити в Лас-Вегас Восточного побережья. Поводом моего
регрессирует на более примитивный уровень. -
«Джоан Стерн, - воскликнул я, - это ты?»
«Мартин Селигман! Что ты делаешь здесь?»
«Я - психолог», - сказал я.
«Как и я!»
Мы оба рассмеялись. Конечно же, кем мы еще могли быть, ожидая регистрации в этом специфическом отеле для конференций в эти выходные дни. Джоан защитила докторскую по психологии в Новой школе социальных исследований, я - в Пенсильванском университете, и мы оба были здесь в качестве преподавателей.
Мы вместе ходили в детский сад («Помнишь мисс Мэнвилл?») и росли в трех кварталах друг от друга («Магазин Ститтига еще на месте?»). Когда меня отправили в аристократическую академию в Олбани, она поступила в аналогичное заведение для девочек, Сент-Агнес. Жить мы оба стали гораздо лучше после того, как покинули Олбани и поступили в колледж. Мы обнаружили, что в мире много людей, похожих на нас, что Дэбби Рейнольдс и Элвиса Пресли любят не повсеместно, что интеллектуальные интересы не везде вызывают насмешки и презрение. Джоан теперь была замужем и носила фамилию Джиргус.
Я спросил ее, чем она сейчас занимается.
«Я работаю с детьми, - ответила она, - изучаю их восприятие и мышление и то, как они изменяются в процессе взросления». Она рассказала мне о своей восхитительной работе, посвященной зрительным иллюзиям. Я, в свою очередь, рассказал ей о выученной беспомощности.
«Твой отец еще жив?» - спросила она. «Тебе, должно быть, было очень тяжело», - произнесла она, когда я рассказал о его смерти. Она хорошо знала, что это за потеря, поскольку ее мать умерла, когда Джоан была еще подростком.
За время конференции мы много часов провели вместе, пытаясь связать наше общее прошлое с тем, что происходило сейчас. К моменту расставания нам обоим пришла мысль, что когда-нибудь наши исследовательские интересы - ее интерес к детству и мой - к личному контролю - могут пересечься.