Чем больше любил меня Оботе, тем больше у меня появлялось недоброжелателей. Но они ничего не могли мне сделать. Никто не мог. Послушай, к примеру, такую историю: как-то раз я повздорил из-за чего-то с братом президента, Ливингстоном. У нас были нормальные отношения, но в тот день его точно муха укусила, и он повел себя отвратительно: начал на меня орать, ну а я в долгу не остался. Чьим бы братом он ни был, орать на меня нельзя.
И я ему как следует врезал.
– Ну все, ты доигрался, – взвизгнул Ливингстон и побежал жаловаться Оботе.
Я – за ним, а на бегу пытаюсь еще наподдать.
В кабинет президента мы ввалились вместе.
Его брат впереди, я следом. Вспотевшие, взбудораженные, а я еще держал его одной рукой за рубашку.
– Милтон, твой повар меня бьет! – крикнул брат.
Оботе медленно поднял голову над газетой. Взглянул на меня, потом на брата. И наконец процедил:
– Ливингстон, у тебя что, своего дома нет?
– Есть, – ответил растерявшийся брат.
– Если тебе у меня не нравится, дверь открыта, – отрезал президент и снова отгородился от нас газетой.
Что я сделал? А что мне было делать? Побил Ливингстона и вернулся на кухню, чтобы успеть подать обед вовремя.
Я провел рядом с Оботе много лет. Мы знали друг друга очень хорошо, и, думаю, он меня по-настоящему любил. При мне он женился, при мне у него родились дети.
Но я как пришел к нему на работу голый, так голым и остался. Все годы правления Оботе я тяжело трудился, а в итоге остался ни с чем: ни сбережений, ни машины, ни даже мотоцикла. Ничего.
Все изменилось из-за Иди Амина. И к лучшему, и к худшему.
Амин
Через несколько лет после их совместного путча отношения между Оботе и Амином ухудшились. Президент подозревал генерала в организации по меньшей мере одного покушения на свою жизнь – пуля задела его лицо, а брошенная в его сторону граната не взорвалась.
Однако Оботе по-прежнему считал, что генерал слишком глуп, чтобы угрожать его власти, и относился к нему с высокомерным безразличием. В январе 1971 года президент отправился на встречу глав стран Содружества[12] в Сингапур, а по возвращении планировал отправить Амина в тюрьму.
Вот только Амин не собирался ждать, и через несколько дней после отъезда Оботе на улицы Кампалы въехали танки. Солдаты заблокировали главные улицы Энтеббе и Кампалы. Путч прошел гладко, точно снаряд сквозь танковый люк: людям страшно надоел Оботе, который повысил налоги и вынудил их затянуть потуже пояса. Приход Иди Амина к власти они сочли подарком небес.
Такую песню распевали в тот день и солдаты, и простые угандийцы, бросая под гусеницы танков цветы.
На кухне Отонде действует четко. Рядом с ним нельзя шутить или пустословить. Стоит его снохе и внучкам над чем-то засмеяться, он тут же испепеляет их взглядом. На его кухне должны царить тишина, порядок и спокойствие.
– У меня так всегда было, – говорит он. – Работа шуток не терпит. На кухне диктатором был я.
И он извиняется, но даже мне приходится умолкнуть и потерпеть со своими вопросами. Готовка – слишком важное дело, и отвлекаться нельзя.
И вот я молча смотрю, как его невестка и внучки режут овощи. Смотрю, как Отонде умелыми движениями снимает с рыбы кожу, вынимает из нее кости, разделывает рыбу на филе и готовит его к жарке. Смотрю, как он добавляет во все точно отмеченную порцию соли.
– Посолю, как для Амина, – говорит он, а я гадаю, смогу ли я проглотить хоть кусочек, потому что Амин любил все пересоленное.
Наконец я смотрю, как над кастрюлями Одера превращается в абсолютно другого человека. Его наполняет совершенно иная энергия, чем та, что я видел раньше. У меня такое чувство, будто я наблюдаю за ритуалом вуду: у Отонде меняется лицо, он иначе двигается, кажется более ловким, более прямым – выглядит моложе.
Но нет, это не вуду. Это просто человек, который находится на своем месте и делает то, что по-настоящему любит.
Курица запекается, рыбу вот-вот можно будет снять со сковороды. И мы возвращаемся к Иди Амину, свергнувшему своего политического патрона Милтона Оботе.
Отонде Одера:
Первые выстрелы мы услышали в президентском дворце после полудня. Никто не знал, что происходит. Хотя знаки, что может произойти нечто странное, появлялись уже несколько дней. С тех пор как Оботе уехал в Сингапур, радио почти не говорило о нем, зато постоянно сообщало об Иди Амине. Но чтобы путч? Даже мысли такой не было. В Африке за короткое время прошло больше двадцати военных переворотов, многие президенты, для которых я при разных обстоятельствах готовил, перестали быть президентами, но всегда казалось, что Оботе держит ситуацию под контролем.
И вдруг началась стрельба. Кто-то попытался сбежать из дворца, я тоже инстинктивно выбежал. Но шансы убежать с женой и маленьким ребенком были ничтожны.