— Опять я громко думала? — совсем расстроилась Катя. Свои мысли все-таки хочется оставлять при себе. — Ты же говорил, что не умеешь мысли читать.
— А я и не умею, — пошевелил усами Кот. — Само иногда получается, и не со всеми. С тобой вот бывает, что и получается, особенно, если ты так громко думаешь. А сейчас еще и тоскливо. Вокруг тебя столько уныния собралось, что оно тебе скоро совсем настроение испортит. Да, а с чего такое вдруг? Мы же с викторией возвращаемся, сиречь с победой, а у тебя такой вид, как будто конфузия случилась.
— Котик, я вот дальше не понимаю что делать. Ну, возможно, я и найду ворота, а может даже и получится их открыть, хотя я очень сомневаюсь в этом. А дальше? Вы же пришли сюда, чтобы найти помощь, напомнить о сказках, потерялись и ослабли, а теперь просто возвращаетесь, значит, ничего не изменилось?
— Как же не изменилось? Сами-то по себе мы там были и не смогли ничего исправить. Мы же и ушли оттуда для того, чтобы или как-то напомнить людям о себе, но так, чтобы о нас многие вспомнили, и помогли ожить нашему миру снаружи. Или найти сказочника, который сможет помочь оживить сказки в самом Лукоморье. А уж когда схлынет туман, сказки, когда они сильные, живые, могут о себе напоминать сами. Вот захочется человеку достать книжку со сказками, или вспоминается вдруг какая-то, которую и слышал-то в глубоком детстве один раз, и рассказывается детям, а то и внукам. Или ищет человек изо всех сил знакомую книгу в магазине, не важно, что он сто раз мимо проходил, и не видел и не замечал, а вот теперь надо срочно найти, вспомнить, вернуться в детство. А еще мы напомним о себе с помощью твоего деда. Он интервью у меня уже взял.
— Баюш, ты только не сердись, но его вряд ли напечатают. В тебя же в журнале не поверят.
— А это уж моя забота! — Баюн выглядел таким загадочным, что Катя решила пока не уточнять.
Дальше полетели спокойнее. Горыныч подустал тащить свой узелок, поэтому стрекозу не изображал, а летел ровно, крепко вцепившись огромными когтями в ткань палатки. До дачи добрались уже ночью. Катерина позвонила родителям, папа включил прожектор, который накануне попросил у знакомых, и ориентируясь на этот свет, Горыныч собрался кинуть узелок. Вопль всех летящих заставил его судорожно вцепиться в его сокровища.
— Ты что, совсем сбрендил? Там же моя изба, и Катины родители, и терем! — громче всех взвыла Яга, а Катя порадовалась, о том, что она предупредила свою семью о возможном падении груза и Горыныча, поэтому все, включая Полкана, перебрались на время посадки Змея в погреб.
Горыныч судорожно перехватил узел и отчаянно махнул крыльями, поднимаясь повыше, а потом начал описывать круги, не снижаясь.
— Чего это он? — Удивилась Катя.
— А кто его знает! — откликнулся Сивка. — Жаруся, уточни что ему не так, — попросил он зависшую над его головой Жар-птицу. Та легко шевельнула крыльями и без малейших усилий переместилась к Змею. Разговор слышно не было, шум крыльев Горыныча полностью заглушал слова, но видно было, что Жаруся возмущена.
— Он вдруг понял, что имущество будет на территории людей. А люди его могут… Катя не сердись, мы прекрасно понимаем, что это невозможно, но этот… Этот крокодил крылатый боится, что у него все могут его золото украсть, — объяснила Жаруся, вернувшись обратно к Кате и Сивке.
Волк звучно и презрительно фыркнул, Конек, летевший в отдалении с Баюном, заложил стремительный вираж над головой Горыныча, но тот только упрямо мотнул головой. Кате было и смешно и обидно. Как о ее семье можно было такую гадость подумать, хотя, ну что взять с ящера!
— Да пусть он этот узел спрячет где-нибудь подальше! — крикнула она.
Яга направила ступу к Змею, огрела его по плоской голове метлой и заорала:
— Дурень, кому тут твое барахло надо! Не веришь, лети вон в лес и прячь сам, да подальше! Уменьшайся и возвращайся назад! Позорище! Так перед порядочными людьми оскандалиться!
Змей что-то спросил, и Яга сердито махнула метлой в сторону дальнего леса. Змей неловко махнул крыльями, изменяя направление, и тяжело полетел в сторону леса.
— Надо его проводить, а то еще в какую-нибудь глупость влипнет! — хмуро сказал Волк Жарусе, та озабоченно кивнула и легко заскользила по воздуху за Горынычам.
Через некоторое время где-то практически на горизонте, возник огромный факел пламени, означающий, что Змей спрятал свой узелок и уменьшается.
Катя не ожидала увидеть переливчатый силуэт Жар-Птицы так скоро, и уж совсем не ожидала обнаружить у нее в когтях мелкого крылатого ящера.
— Вот, получайте! Устал, аспид. Долететь уже не мог. — Жаруся разжала когти и ящер перекувырнувшись, успел открыть крылья и приземлился на куст крыжовника.
Из куста послышался пронзительный визг и невнятные ругательства. Катя, с трудом сдерживая смех, как хозяйка, пошла помогать Горынычу выпутываться из колючек. Катин папа выбежал из дома, когда его дочь уже несла несчастного и обиженного на весь свет Змея к терему.
— Катя! А где Змей-Горыныч? — воскликнул он.
— Тут я, не видно что ли! — совсем оскорбился Горыныч.