Как начать разбираться в архитектуре

После утверждения демократии возведение Олимпейона было приостановлено – у полиса появились другие объекты интереса. В период Греко-персидских войн часть его была разобрана, камень использовали для строительства стены крепости, соединившей Афины с гаванью в Пирее. На втором этапе царь Сирии из династии Селевкидов (Селевку, телохранителю и полководцу Александра Великого, при разделе империи досталась Сирия; его потомки правили здесь много десятков лет) Антиох IV Эпифан принялся достраивать храм. Ордер – коринфский, но, вероятно, дорическая первооснова не позволила зданию выйти за пределы принципа калокагатии. Во дни римского владычества диктатор Сулла приказал перевести несколько капителей в Рим, чтобы украсить храм Юпитера (римский аналог Зевса) Капитолийского. При этом остатки храма выглядели настолько прекрасными, что современники считали его единственным – из всех существующих – достойным носить имя главы олимпийского пантеона. Наконец император Адриан, римлянин, влюбленный в историю и культуру Эллады, довершил строительство.

Храм Зевса – одно из самых крупных, если не вообще крупнейшее, здание античного мира: его размеры 41 × 108 м. По западному и восточному фасадам располагалось по восемь гигантских колонн, увенчанных прекрасными капителями, с севера и юга – по двадцать. Тип храма – диптер. При строительстве торжественный, вычурный и нарядный коринфский ордер, ранее использовавшийся преимущественно для интерьера помещений, был применен для оформления фасадной части.

Нужно заметить, что в период эллинизма строительство обычно велось с пышностью, малохарактерной для древнегреческой классики. Целому ряду зданий уже не свойственна изысканная простота форм, ее место заняли чрезмерность, перегруженность. Этого нельзя сказать о храме Зевса Олимпийского. В Афинах, население которых утратило с окончанием демократической эпохи больше, чем кто-либо и где-либо еще в Элладе, упорнее, чем в других местах, держались за традиции и высокий идеал древности. Поэтому Олимпейон можно отнести к «классическим» храмам. Размах и великолепие, впрочем, были присущи и ему; просто здесь они сочетались с отсутствием какой-либо нарочитости, излишеств.

Завоевания Александра Македонского привели к уничтожению демократии – формы общественной жизни, которую эллины за три столетия привыкли считать исконно своей. Преданная, казалось бы, историческому проклятию тирания возвратилась – и в масштабах, немыслимо превышавших прежнюю полисную тиранию. Да и сам полис как таковой перестал определять тип и стиль культуры. Нет, конечно, города физически не были уничтожены. Просто они стали тем, чем были бы всегда, если бы не высокие идеи Закона, Логоса, калокагатии, – небольшими, не имевшими никакой политической самостоятельности огражденными поселениями, окруженными сельскохозяйственными угодьями. Частями сначала огромной империи, а затем, после смерти Александра Македонского и раздела его владений, крупных царств – Египетского, Сирийского и других.

Идея империи Александра, небывалого по масштабу государственного образования, породила потребность в произведениях искусства, отражающих мощь и силу централизованной власти. Свое акмэ нашли эти начала в архитектуре и скульптуре. Преодолевая сопротивление камня, материала твердого, связанного с самой землей, мастера утверждали правомерность господства человека в миропорядке. Монументальная пластика сохранила для нас важнейшие черты эпохи. Если раньше космос понимался эллинами прежде всего как общемировой порядок, порожденный благой и целенаправленной волей, то теперь он виделся обширнейшим и густонаселенным пространством, подчиненным одному человеку – императору. Власть над миром, над всем миром – вот что было мечтой Александра и стало несбыточным желанием его последователей.

Немудрено, что похороны великого царя были обставлены с пышностью, соответствующей его высочайшему статусу (Александр при жизни был признан сыном верховного египетского солнечного божества Амона-Ра). Правда, ситуацию усложнили споры над телом покойного, которые вели диадохи о наследовании его трона, – распоряжений на этот счет сам Александр не оставил. Набальзамированного Македонца положили в золотой гроб, увенчали царской диадемой и поместили в золотой саркофаг. Дальше начались посмертные «путешествия» тела: жрецы и диадохи никак не могли решить, где же обретет Александр достойный приют. Одна из процессий двигалась по основанной Александром столице империи, Александрии, и описывалась историком Флавием Аррианом как завораживающее зрелище, окруженное блеском золота – из него были изготовлены даже спицы и ободья траурной колесницы. Погребальное сооружение украшалось живописью, рельефами, чеканкой, драгоценными камнями.