И все же водоворот – нечто иное, нежели непрерывный поток, необходимый для его возникновения. Нечто иное есть нечто меньшее. Это нечто меньшее и есть причина того, почему стоит рассматривать эмерджентные сущности, такие как водоворот, с точки зрения формы. Как я упоминал, течение воды в водовороте менее свободно по сравнению с другими, менее скоординированными путями движения воды в реке. Эта избыточность – это нечто меньшее – и образует круговой паттерн течения, который мы связываем с водоворотами. Именно она и объясняет его форму.
Водовороты одновременно отличаются и неразрывно связаны с тем, от чего они произошли и от чего они зависят. Этим водовороты похожи на другой эмерджентный феномен, такой, как, например, символическая референция. Как упомянуто в первой главе, символическая референция возникает из более простых семиотических модальностей, в которые она вложена. Подобно водовороту и его связи с текущей в реке водой, символическая референция проявляет новые эмерджентные свойства относительно икон и индексов, от которых она зависит и происходит.
Это свойство разрыва при непрерывности, которое появляется с водоворотами, также присуще и эмерджентному паттерну, очевидному в каучуковой экономике. Разные причины, обусловливающие распределение каучуконосных деревьев и рек, становятся неважными, когда экономическая система объединяет их действием закономерностей, которым подчиняются как деревья, так и реки. И все же такая экономика повсюду явно зависит от каучука. Она также зависит от рек, которые используют, чтобы иметь к нему доступ.
Следовательно, эмерджентные феномены носят вложенный характер. Они в некоторой степени отделены от процессов более низкого порядка, из которых происходят. Однако их существование зависит от условий более низкого порядка. Это действует в одном направлении: водоворот исчезает, когда меняется русло реки, но речные русла не зависят от продолжительности водоворотов. Подобным образом существование каучуковой экономики Амазонии всецело зависело от паразитов, вызывающих такую болезнь, как, например, южноамериканская пятнистость листьев, и ограничивающих распространение бразильской гевеи. Как только латекс начали производить каучуковые плантации Юго-Восточной Азии, далекие от этих паразитов, это ключевое препятствие для паттерна распространения каучуконосных деревьев исчезло. Стало возможным совершенно иное экономическое устройство, и, подобно скоротечному водовороту, эмерджентная форма, политико-экономическая система, объединявшая каучук, реки, туземцев и баронов, исчезла.
Биосоциальная эффективность формы отчасти заключается в том, что она как превосходит составляющие ее части, так и неотделима от них. Она является неотделимой в том смысле, что эмерджентные паттерны всегда соединены с нижележащим уровнем энергетически и материально. А материальность, скажем рыба, мясо, фрукты или каучук, есть то, к чему живые самости, будь они дельфинами, охотниками, питающимися плодами рыбами или каучуковыми баронами, стараются иметь доступ, когда они используют форму. Форма также превосходит их в том смысле, что после объединения этих паттернов их сходства распространяются по самым разным сферам: закономерности, посредством которых добывают каучук, переходят из физической сферы в биологическую и человеческую.
Однако в этом процессе, посредством которого формы сочетаются на более высоких уровнях, эмерджентный паттерн высшего порядка также приобретает свойства, характерные для его предшественников. Экономика каучукового бума была вложенной, подобно рекам, и хищнической, как звенья в цепи питания тропиков. Она сообщила нам кое-что об этих нечеловеческих формах и вместе с тем заключила их в эмерджентную и слишком человеческую форму (см. Главу 4). Позвольте объяснить. Нечеловеческие формы, которые я обсуждаю здесь, включающие те, например, которые характеризует многоуровневость и хищничество, являются иерархическими, не будучи моральными. Нет смысла преуменьшать важность иерархических форм в нечеловеческом мире. Это – не способ обосновать наше моральное мышление, поскольку эти формы никоим образом не являются моральными. Иерархия приобретает моральный аспект во всех слишком уж человеческих мирах только потому, что мораль является эмерджентным свойством символического семиозиса, свойственного людям (см. Главу 4). И хотя сами иерархические паттерны находятся вне морали и потому аморальны (иными словами, не являются моральными), они поглощаются системами со слишком человеческими эмерджентными свойствами. Например, в высшей степени эксплуататорская экономика, основанная на добыче каучука: ее моральная валентность не сводится к более базовым формальным объединениям иерархических паттернов, от которых она зависит.
Однако вернемся к Авиле и моему сну. Почему именно царство духов-хозяев объединяет охоту в лесу с более масштабной политической экономикой и колониальной историей, в которые руна тоже погружены? Короче говоря, каково значение того, что духи – хозяева леса также являются «белыми»?