Понятно, что в моей истории не столь уж трудно было проверить систему на многоподъездность. Я допер до этого интуитивно. Однако во многих случаях, значительно более важных, нежели получение формальной характеристики, многоподъездность системы создавала возможность для маневра. Этим, в частности, пользовались деятели культуры при продвижении фильмов и книг, которые в скрытой форме критиковали советскую действительность. Например, когда в 1980 году в Москве выпустили в прокат фильм Эльдара Рязанова «Гараж», весьма жестко критикующий советские нравы, автор долго не мог понять специфики прокатной политики. Наконец директриса одного из кинотеатров пояснила Рязанову ситуацию:
Честно говоря, какое-то время у меня эта история вызывала некоторые сомнения: неужто решения партийного ареопага могли быть настолько субъективными и зависеть от того, увидел ли что-то случайно его член или не увидел? Но вот история, зафиксированная в рабочих записях Секретариата ЦК КПСС. Михаил Суслов однажды вечером смотрел по телевизору фигурное катание и возмущался обилием подарков советской суперпаре Ирина Роднина – Алексей Уланов. За чей счет преподнесли им рижскую радиолу? И вот на очередном заседании этот секретарь ЦК потребовал провести расследование дела о радиоле [Секретариат… 2022: 176]. А если бы Суслов смотрел в тот вечер другую программу или вообще отправился бы в театр, на подарки никто бы внимания не обратил24.
Так что многоподъездность и впрямь определяла порой решение ряда вопросов. «Гараж» появился на экранах, собственно говоря, вообще только благодаря манипулированию, осуществлявшемуся в пространстве между различными властными «подъездами». Наверное, если бы советская система способна была четко контролировать всю культурно-политическую сферу, никакого «Гаража» у нас не имелось бы. Однако подобный контроль оказался в принципе неосуществим, как неосуществим был контроль правительства, министерств, Госплана и Госснаба за всей административной хозяйственной системой. В данном случае сыграло роль то, что буквально перед самым завершением фильма Брежнев на очередном Пленуме ЦК призвал к острой критике недостатков и потребовал бросить свежий взгляд на общественные процессы. Для партийного лидера это были лишь общие слова. Он сильно состарился, туго соображал и вряд ли понимал, что подобный подход означает. Ведь с формальной точки зрения конструктивная критика никогда в СССР не возбранялась. Острый тезис Брежнев вставил в текст речи не сам. Поработали спичрайтеры, которые были людьми прогрессивными и действительно хотели критику усилить. Как истинные шестидесятники, они придавали значение яркому слову, звонкой фразе, четкому выражению мысли. Они не могли сделать конкретное дело (скажем, разрешить фильм к показу), поскольку не обладали властью, но хорошо понимали, что слово – не воробей, вылетит – не поймаешь. При административной системе слово начальника (пусть даже пребывающего в маразме) представляет собой сильное оружие в умелых руках аппаратчиков. Речь прозвучала, и Госкино тут же этим воспользовалось. Как отмечает сам Рязанов, «не успел Леонид Ильич чихнуть, а кинематографисты уже отозвались непримиримым, сатирическим фильмом. На этой волне мне, видно, и удалось проскочить и сдать фильм без значительных потерь» [Рязанов 1991: 359]. Точно так же проходили острые статьи в прессе: с опорой на какую-нибудь подходящую брежневскую цитату [Борин 2000: 190]. Порой за неимением нужной цитаты из речи Брежнева использовали даже статью секретаря Тамбовского обкома. С цитатой из опубликованного в «Правде» текста тамбовского товарища проходили потом острые статьи [Волков 2000: 95].
А вот история, приключившаяся с диском жестко критиковавшейся комсомольской прессой группы «Машины времени»: