Как мы умираем. Ответ на загадку смерти, который должен знать каждый живущий

Уджал все понял. У него был неизлечимый рак. Но он был жив, у него была дочь, которой нужен отец, и жена, которой нужен муж. И ему нужно было возвращаться домой, чтобы провести с ними столько времени, сколько получится. Профессор кивнул.

— Плохие новости в том, — сказал он, — что рак будет расти и создавать больше давления, болевых ощущений и гноя. Гной будет иметь еще более неприятный запах, а кожа болеть. Разрезы в итоге будут повреждены и разойдутся. Все ли понятно?

Уджалу было все понятно. Ему будет еще больнее, а запах станет еще хуже. Это может начаться в любой момент. Чем быстрее он попадет домой, тем лучше.

Профессор выглядел очень расстроенным, будто сам испытывал боль. Он очень осторожно сказал:

— Многие люди не хотели бы продолжать жить в таком состоянии.

Уджал согласился, что не хотел жить в таком состоянии: это был не его выбор. Но если это его единственный способ жить, он хотел бы поехать домой. Профессор сделал паузу, прежде чем сказать:

— Конечно, у вас есть выбор.

«Интересно, — подумал Уджал, — какой у него может быть выбор?»

— В Нидерландах у вас есть выбор. Если не хотите продолжать так жить, существует эвтаназия. Вы понимаете, о чем я?

Уджал все понимал. У него есть выбор: умереть сейчас или позже.

Профессор кивнул.

— Каждый раз, когда это становится невозможно переносить, у вас есть выбор. Не хотите ли вы подумать об этом, потом один из моих коллег может прийти и поговорить о вашем решении.

— Нет, — ответил Уджал. — Мне не нужно думать об этом. Я хочу поехать домой.

— Конечно, уход, который вам понадобится для гигиены, очень сложный, — сказал профессор. — Я совсем не уверен, что такую помощь можно оказать на дому. Сейчас я вас оставлю, чтобы подумать над нашим разговором.

Он встал, по-доброму улыбнулся Уджалу и покинул отделение интенсивной терапии.

Уджал задумался. Он думал, что профессор хорошо справился с этой трудной темой. Уджал обучал людей обсуждать сложные вопросы и поставил бы профессору высший балл. Теперь он знал, что может умереть, если жить станет слишком тяжело. Он понимал, как эта мысль могла бы успокоить кого-то другого, но знал и то, что должен быть дома, даже если пришлось бы привезти маму из Англии, чтобы помочь с Табитой. Дом был там, где он хотел быть. Завтра он начнет планировать выписку из больницы.

В странах, где разрешена эвтаназия, пациенту может быть тяжело, даже если он понимает свое безвыходное положение, ведь он еще не смирился. Одним предлагают антибиотики, другим — физиотерапию, а ему — смерть, будто это блюда больничного меню.

На следующий день пришли медсестры, чтобы сменить повязки после операции, которую Уджал не помнил, и осмотреть место присоединения кишечника к брюшной стенке — раздувшуюся плоть, похожую на губы, через которые продукты переработки попадали в пластиковые пакеты. Медсестры привели молодого доктора, члена хирургической бригады, желавшую проверить, как заживают раны. Она осталась довольна мясистыми розовыми губами колостомы и линией швов на рубце, который простирался от лобка Уджала до верхней части живота.

Медсестры ушли, и хирург села рядом с Уджалом.

— Знаете, это была долгая операция, — сказала она, — потому что нужно было очистить все внутри. Я сожалею, что вам теперь нужен еще один пакет, но часть кишечника была сильно повреждена. Мы не стали соединять концы кишечника на случай, если снова начнутся выделения, и вам станет плохо.

Уджал устал. Он был не готов говорить о своих внутренностях. Но молодой хирург продолжала добрым и обеспокоенным голосом:

— В будущем, если выделения продолжат появляться, вам станет сложнее. Мы постараемся справиться с любой болью, которая может возникнуть. Но если предпочтете не продолжать лечение, мои коллеги проконсультируют вас по вопросу эвтаназии. Вы имеете на это право из-за тяжести заболевания. Мы подпишем все, что нужно, чтобы вы получили разрешение. Нужно только сказать...

Уджал положил голову на подушку и закрыл глаза. Он хотел поговорить о возвращении домой. Он спросит медсестер позже.