Я смотрю через дверной проем на отделение интенсивной терапии, где жизни висят на волоске, который находится в руках у врачей. Я тоже не знаю, как он работает.
Я киваю и улыбаюсь. Мы пожимаем друг другу руки. Мы продолжим работать вместе и в будущем, поддерживая друг друга в ситуациях слишком сложных, чтобы представить их сейчас. Но сегодня мы знаем только то, что нашли взаимопонимание и возможность обсудить самую сложную часть нашей работы: дружбу с пациентами, которые дружат со смертью.
Отпусти меня — обратная сторона
— Не думаю, что они хотели меня испугать, скорее, утешить. Но каждый день, в каждом отделении мне говорили, что если захочу, я могу выбрать смерть... — Уджал объясняет, почему недавно покинул больницу в Нидерландах и вернулся к матери в Англию вместе с ребенком и женой-гол— ландкой.
Изучая лингвистику в университете, Уджал нашел работу в нефтяной компании с офисом в Роттердаме. Будучи восходящей звездой программы по обучению менеджеров, к 30 годам он стал руководителем отдела с многочисленными подчиненными. Он женился на коллеге, отпраздновав прекрасную сикхскую свадьбу в британском городе, где вырос. Молодожены представили друг другу свои семьи посреди многообразия блюд национальной кухни, хорошей музыки и от личной вечеринки.
Их дочь Табита родилась 18 месяцев спустя. Будучи ребенком родителей разных национальностей, она росла билингвой — Уджал разговаривал с ней только на английском, а мама — на голландском. Когда Табите исполнился год, у Уджала начались проблемы со вздутием живота и работой кишечника. Он решил обратиться к терапевту. Так начался кошмар.
Терапевт нашел в кишечнике Уджала большую опухоль и направил его на лечение. Медицинская страховка позволила ему лечиться у лучших врачей. Они диагностировали саркому прямой кишки — очень редкий вид рака, который можно вылечить полным удалением опухоли хирургическим путем, если она еще не дала метастазы. Прямую кишку, нижний отдел кишечника и мочевой пузырь Уджала удалили. Из части кишечника сделали искусственный мочевой пузырь. На его животе были закреплены два пакета, один из которых был предназначен для мочи, другой — для кала. Ему повезло, что он остался жив.
Но ненадолго. Разрез в нижней части живота так и не зажил после операции. На одном из краев появилась рана, откуда сочился гной, издавая неприятный запах. Антибиотики не работали. Затем Уджал заметил тот же гной на нижнем белье — он каким-то образом истекал из маленькой трещины в коже за мошонкой. Сканирование, операция. Врачи удалили опухоль величиной с винную пробку из его таза, он прошел курс лучевой терапии, чтобы убить все клетки опухоли. Жидкость продолжала сочиться.
Однажды запах выделений изменился. Теперь они были с примесью фекалий. Еще сканирование, еще операция. Нижняя часть кишечника Уджала сжалась в ответ на лучевую терапию и лопнула. Его тазовая полость была полна экскрементов, микробы проникли в кровоток, в животе была невыносимая боль. Он потерял сознание в палате и проснулся в отделении интенсивной терапии перед следующей операцией, теперь с третьим пакетом на животе, собирающим выделения из поврежденных кишок. Но жидкость продолжала сочиться.
Через неделю после последней операции тихий и очень добрый профессор хирургии сел рядом с кроватью Уджала в отделении интенсивной терапии. Спросив Уджала, как тот себя чувствует, он предложил говорить по-английски, если так будет удобнее. Они продолжали на голландском, хотя профессор объяснял медицинские термины на английском языке. Он сказал Уджалу, что по итогам операции врачи очистили его таз и удалили поврежденную кишку, чтобы остановить утечку фекалий и микробов, но в тазовой области все равно сохранялась опухоль, которая будет расти. На тот момент раковая опухоль была полой, как теннисный мяч, внутри нее росли микробы, откуда и появился гной. Время от времени давление увеличивалось, и гной вытекал либо через разрез на животе, либо через кожу под мошонкой. Это очень прискорбно, но дальнейшая операция не поможет. Все ли ему понятно?