С Александром Михайловичем Кондаковым, который тогда был у Филиппова замминистра по международным делам, мы часто встречались. У него в кабинете для меня даже был кефир припасен – я тогда кефир по утрам пил.
К этому времени в министерстве уже были люди опытные и грамотные. Это в начале 90-х мы были абсолютно невежественны с точки зрения мирового опыта, и нам казалось, что если это написано не по-русски, то это круто.
В конце 90-х уже люди поездили, они поняли, что есть люди, которые вам пытаются втулить вчерашний день. Стали понимать, что есть Гарвардский университет, а есть Университет штата Кентукки. И от них шли советы разного качества.
Уровень компетенций в министерстве Филиппова был совершенно замечательный. Поэтому не могу сказать, что интеллектуальный штаб, который бы диктовал, что и как надо делать, был во Всемирном банке.
Филиппов тогда меня даже ввел в какой-то совет по модернизации образования. И мы там спорили. И во время одного спора на меня даже кто-то обрушился: почему мы должны слушать людей, которые представляют Вашингтон? Филиппов отреагировал жестко: «Мы должны слушать людей, которые представляют практический российский и мировой опыт».
Как экспертом стала Высшая школа экономики? История простая. В 2000 году, когда первым лицом государства стал Владимир Путин, появилась так называемая программа Грефа (имеется в виду «Стратегия 2010» – программа социально-экономического развития Российской Федерации на период 2000–2010. –
Поэтому Владимир Михайлович Филиппов позвал Вышку: он понимал, что он через Вышку выстраивает отношения с министерством экономики, с Германом Оскаровичем.
Исак Фрумин и Анатолий Пинский – одни из авторов нормативно-подушевого финансирования.
Вышка готовила материалы по организационно-экономическими механизмами развития системы образования.
Помню, идею ЕГЭ я в первый раз услышал в кабинете у Кузьминова.
В целом же образовательная политика делалась существенно более сложно. Владимир Михайлович очень внимательно относился и к регионам, и к ректорам, и к парламенту.
Филиппову удалось стабилизировать систему образования. Он вообще человек очень стабильный, старательный, системный, просто поразительно. Я помню, когда я к нему приходил, он меня просил: если у тебя появляется какая-то идея, предложение – напиши мне. Я ему писал две-три страницы. При встрече он доставал документ, а на нем стояло четырнадцать его пометок – замечания, уточнения!
– Поэтому в тот период не было уже такого штурма, натиска. Это был период обустройства. Но при этом Филиппов очень ценил инновации. И он, безусловно, был абсолютно международный человек. До сих пор, когда я с кем-то из ЮНЕСКО разговариваю, то прежде всего они называют Филиппова. Его помнят и ценят.
Поэтому для него не было вопросов, связанных с болонским процессом. Он понимал, что одна из его задач – это открытие России мировому образованию. Если бы не он, то у нас бы очень сильно упало число иностранных студентов, например.
Благодаря его феноменальной системности все проекты, которые мы реализовывали с министерством образования, доходили до самой земли. Мы говорили, что надо реструктурировать сеть сельских школ, чтобы повысить качество обучения в сельской местности. Но это надо делать, не просто закрыв слабые школы, а построив привлекательные центральные школы. Надо дать автобусы и дороги сделать, теплые туалеты. И это делалось!
Первыми регионами, где решили проблему теплых туалетов, были три региона пилотного проекта со Всемирным банком: Самарская и Воронежская области, Чувашия.
Помню, мы приехали в Самарскую область. Нам показывают какие-то новые лаборатории. Компьютеры. А женщина-эксперт из Швеции говорит: а туалет? Ей говорят: вон, на улице. Она говорит: «Вы удивительные люди! Мы все-таки в первую очередь сделали бы туалет».
И второй большой проект был по информатизации системы образования. Семь регионов. А Всемирный банк работает так. Обязательной частью процедуры был выезд на место. Приезжали в регион и говорили: мы хотим поехать вот в такой-то район. У местных властей было три часа, чтобы приготовиться. Я помню, мы приехали в один район в Красноярском крае. А идея была в том, что мы в каждом райцентре делали центры информатизации. На все школы денег не хватало, на центры – хватало.
И обязательным требованием был автономный туалет в этом центре. И вот приезжаем мы в поселок Большая Мурта. Минус 20. Компьютеры все стоят. Туалет стоит. И тут ненароком местная дама, из Красноярска, говорит: сейчас мы его проверим. И я вижу ужас в глазах директора этого центра. Он говорит: мы все сделали, все поставили, но трубы еще не подключили.
Проверяли все мелочи.