Как ловить рыбу удочкой

Целыми днями мы сидели в палатке и рассказывали каждый какую-нибудь историю, вяло спорили и томились. Мы были совсем молодыми и приехали на это озеро купаться, загорать, ловить рыбу, сидеть у костра, а брезент на палатках уже еле сдерживал воду. И темы наших разговоров становились все более странными и дикими, мы говорили о спиритизме, гаданиях, необъяснимых происшествиях, нагоняя друг на друга страх и угадывая в шуме дождя какой-то еле слышный голос. В один из таких вечеров заговорил самый старший из нас, обычно молчаливый сотрудник академического института Иван Николаевич.

— Это все, видите ли, суеверия, — заметил он. — А куда интереснее поговорить о настоящей вере.

— А вы что же, верующий? — отозвался в темноте чей-то голос, по которому мы не сразу узнали студента-гуманитария Воронцова.

— Не знаю, — произнес Иван Николаевич, — но в церковь раз в год хожу обязательно.

— Не густо, — сказал Воронцов, — будь я на месте вашего Бога, я бы вас непременно за это наказал.

В полумраке стало заметно, как побледнело лицо Ивана Николаевича.

— Юноша, — с достоинством заговорил он наконец. — Молодости свойственно легкомысленно относиться к тому, чего она совсем не знает, а после об этом жалеть. Я очень советовал бы вам не упоминать всуе определенных слов. Не приходит ли вам в голову, что именно потому, что вы позволяете своей душе иметь подобный настрой, у нас сейчас идет дождь, а где-то засуха, в другом месте землетрясение? Уверяю вас как ученый, что в мире нет ничего случайного, все имеет под собой ту или иную подоплеку, которую вы своим неразвитым умом не способны постичь. Мне это довелось однажды понять в очень неприятной ситуации. И я позволю себе задержать ваше внимание на этой истории, надеясь, что вы сделаете для себя какой-нибудь вывод.

Менторский тон Ивана Николаевича нас поначалу смутил, но тем внимательнее мы приготовились слушать, что он расскажет, и даже насмешник гуманитарий затих.

— Я был тогда молод, — начал свой рассказ Иван Николаевич, — моложе, чем любой из вас, учился в университете и увлекался водным туризмом. Мы ходили с друзьями на байдарках и катамаранах по горным речкам, и вот однажды я пошел в незнакомый компании на Кавказ. Там был короткий и довольно несложный маршрут, но прежде нужно было сделать заброску — подняться по долине и перейти через перевал, за которым текла наша речка. Это было весной в межсезонье, и уже в первый день начался мелкий дождь, над горами завис туман, так что не было видно вершин. Мы шли осторожно, тяжело груженные по ущелью, заваленному камнями, и медленно поднимались к перевалу. К вечеру с трудом нашли небольшую площадку, поставили там палатку и развели примус. Ночь была, помню, не холодной, но какой-то стылой, не хотелось идти спать, из гибких прутьев стелящегося кустарника нам удалось развести костер, мы грелись у огня и сушили одежду.

Нас было шесть человек, незнакомые люди, мы ни о чем не говорили, прикуривали от горящих веток и прятали глаза от дыма. На следующий день погода не улучшилась, стало еще холоднее и кончилась всякая растительность, лишь кое-где на камнях попадался лишайник и мох. Под самым перевалом мы встретили группу. Они шли навстречу нам, хорошо снаряженные, с веревками, ледорубами, кошками и крючьями. Остановились и сказали, что перевал закрыт, надо возвращаться. Мы посовещались и решили идти дальше. Вскоре дождь сменился снегом, да таким плотным, что руку протяни — не увидишь. Мы шли уже больше трех часов без единого привала, по очереди тропили дорогу и проваливались по пояс в снег. Потом поднялись на гребень, по-прежнему ничего не было видно, точно не горы кругом, а снежная метельная равнина. Только от налетевшего ветра на высоте нечем было дышать, и все жадно хватали воздух. Дальше идти было опасно, прямо на снегу поставили палатку, одну на шестерых, растянули ее на лыжных палках и забились внутрь, чтобы переждать непогоду. Как мы думали, от силы два-три часа, пока хоть чуть-чуть прояснится…