Как ловить рыбу удочкой

— Я хочу к тебе, — жалобно сказал он.

— Но ты же большой мальчик, Митя, — сказала она ласково, — не бойся, сыночка, засыпай. Я рядом.

Она посидела еще немного около его кровати и тихо вышла.

Митя снова остался один, но теперь он больше не плакал, а слушал за стеной дыхание родителей и смотрел прямо перед собой, пока глаза его не закрылись, и он не уснул.

Наутро он ничего не помнил, шалил, тискал кошку, потом ходил с отцом на мульфильмы, катался на санках и прибежал домой, когда смеркалось, краснощекий, возбужденный. Но чем ближе было время сна, тем беспокойнее становился ребенок, плохо ужинал, упрямился и не хотел идти спать.

— Ты не заболел, Митя? — спросила мать, и Митя кивнул, чтобы хоть как-то оттянуть время, когда снова окажется один в темной комнате. Мите поставили градусник, холодный комочек под мышкой, он лежал, повернув голову, а мать сидела около стола и пришивала пуговицы к рубашке. На ней было просторное домашнее платье, которое она стала носить недавно, и под ним большой округлый живот. Она осторожно ходила по квартире и держала руки перед животом, точно оберегая его и от этого казалась Мите незнакомой.

Мать вынула градусник и, наклонив его к свету, проговорила:

— Вроде нормальная. Ты просто сегодня перегулял. Спи, Митенька.

Голос ее прозвучал неуверенно, и Митиным глазам стало вдруг горячо, но он еще крепился, потому что был большим мальчиком. Но когда мать встала и потянулась к настольной лампе, Митя не смог дальше сдерживаться и заплакал.

— Да что с тобой? — сказала она в недоумении. — Никогда не боялся и вдруг… Ну хорошо, я не буду тушить свет, хочешь?

— Хочу, — сказал Митя, хотя ему было стыдно в этом признаваться.

Мать вышла, а Митя повернулся лицом к лампе, чтобы лучше видеть ее свет. Над лампой в полумраке спускались длинные, гибкие ветви традесканции, а под нею стояло несколько солдатиков. Они отбрасывали на стену большие нечеткие тени и тихо переговаривались друг с другом. Через десять минут мать вошла в комнату — он спал и дышал легко и ровно.

Она поправила одеяло, осторожно прикоснулась губами к его лбу, выключила свет и вернулась на кухню к мужу.

— Я думала, он уже вырос, а он, оказывается, боится темноты.

— Заснул?

— Спит.

Но среди ночи ребенок проснулся, и теперь ему стало еще страшнее, чем в предыдущую ночь. Теперь он знал этот страх, всю его мучительность, слабый отблеск фонаря на полированной дверце шкафа, колыхание занавески, журчание воды в туалете, горячую подушку и гулкое пространство вокруг кровати. И к этому страху стало примешиваться чувство все более определенное, словно какое-то существо находилось в комнате. Оно стояло и шевелило тени на стене, отражалось бледным светом высокое, гибкое, оно наклонилось над Митей и прикоснулось к его телу, скользнуло по рукам и животу, по волосам, по лицу, и от этой ласки ребенок окаменел, и не было у него сил ни плакать, ни звать мать, а была только ровная покорная безучастность. А оно никуда не уходило, сидело на кровати, и когда Митя попытался захныкать, снова коснулось его, и звук застрял у ребенка в горле. Он не знал, сколько так прошло времени, пока наконец оно не встало и не ушло из комнаты, но облегчения Митя не почувствовал, обессиленный, он уткнулся в подушку и забылся.

Утром за завтраком отец спросил его:

— Как ты спал, сынок?

— Хорошо, — ответил Митя и опустил глаза. Ему было страшно сказать неправду, но еще страшнее было рассказать родителям о том, что он видел ночью, — оно запретило Мите рассказывать о себе. Но отец и мать торопились на работу и не заметили Митиного смущения, ребенка отвели в сад, и там среди детей, сутолоки, беготни Митя понемногу ожил, его страх рассеялся, он стал баловаться и подрался из-за лучшей в саду игрушки — большого белого корабля с трубой и иллюминаторами.

В этот вечер он снова лег спать при включенной лампе и стал убеждать себя, что теперь-то он ночью ни за что не проснется, он обманет, ловко ускользнет от ночного существа, быстро заснул и не понял, как среди ночи холодной, рассеянной лаской оно опять его разбудило, и Митя ощутил его присутствие еще сильнее и не спал почти до самого утра, пока тусклый сизый рассвет не влился в комнату.