Как испортить хороший текст. От кульминации до финала

…но ведь сказано уже, что интересная история – это жизнь, подвергнутая хирургической операции. Если писатель не вырезал всё скучное и банальное, проглоченная мозгом дрянь превратит читателей в бесчувственное стадо, о котором с грустью говорил принц Чарльз – нынешний британский король Карл Третий:

⊲

Мои предки были преступниками, убивали друг друга, но Шекспир создавал о них пьесы, и народ смотрел эти пьесы. А сегодня образованные люди смотрят мыльные оперы обо мне и о моей жене [принцессе Диане], и это их развлекает. Что произошло с человечеством, если простые люди понимали Шекспира, а образованные люди хотят смотреть дешёвку?!

Сохранение метафизической чувствительности – своей и своих читателей – стало, пожалуй, одной из самых серьёзных задач современных авторов. Чтение хороших книг помогает её решить.

От чего можно оттолкнуться в реализации замысла?

От собственного внутреннего состояния.

Браться за перо или садиться за компьютер, когда сказать нечего, – «ошибка выжившего» № 65. На полках магазинов хватает книг, и порой вполне успешных, авторам которых нечего сказать читателю. В лучшем случае под обложкой оказывается демонстрация индивидуальной техники письма, часто – результат бесперебойной работы конвейера «литературных негров», а в общем случае – упражнения вокруг пустоты, о которых предупреждала директор Пушкинского музея Ирина Антонова и горевал Антуан де Сент-Экзюпери:

⊲ Меня мучает урон, который нанесён человеческой сути. Не одному человеку – весь наш род терпит ущерб. Не жалость щемит мне сердце, жалости не доверишься. Забота садовника мешает мне спать этой ночью. Я опечален не бедностью: с бедностью сживаются так же, как сживаются с бездельем. На Востоке люди живут в грязи, и грязь им в радость. Печалит меня то, чему не поможет бесплатный суп. Печалят не горбы, не дыры, не безобразие. Печалит, что в каждом из этих людей погасла искорка Моцарта.

Не надо писать, если сказать нечего и если нет понимания того, зачем пишутся книги. О несбыточных надеждах на запредельные писательские доходы разговор уже был. Автору художественной литературы, как и художнику в широком смысле слова, необходим реальный мощный стимул для творчества.

Мстислав Ростропович рассказывал, как во время войны в 1942 году в эвакуации умер его отец, а у него, пятнадцатилетнего, пропало желание жить. Друзья отца – артисты Малого театра оперы и балета – взяли юного виолончелиста аккомпаниатором на гастроли.

Зима, лютый мороз. Ночью в поезде Слава скрючился под прозрачным одеяльцем, трясся от холода, вспоминал отца, плакал от чувства собственной никчёмности, от жалости к себе – и уснул, больше всего желая уже не просыпаться…

…а проснулся от жары. Пятеро старших товарищей укрыли его своими одеялами. Многие годы спустя, когда всемирно известного музыканта Ростроповича лишили советского гражданства и возмущённая общественность требовала от него ненависти, он отвечал: «Я ещё не расплатился за те одеяла. И может быть, никогда не расплачусь».

Не надо писать, питая себя ненавистью. Это плохой двигатель для творчества. А благодарность, любовь и другие чувства добрые, которые – по собственному утверждению – воскрешал лирой Пушкин, помогают породить и воплотить самые достойные замыслы.

Добро должно побеждать?

Добро не может победить: оно не воюет.

Добро противостоит злу. И, как бы патетично это ни звучало, именно писатели первыми среди представителей творческих профессий могут воздать злу по заслугам, показывая его разницу с добром.

На этой разнице играют главные темы художественной литературы – любовь и смерть, которые неизбежно сталкиваются в книгах о войне и управляют воплощением замысла.