Читаем Как я преподавал в Америке полностью

Но, конечно, язык аналитический (от греческого «аналюо» = развязывать, разделять — и таким образом властвовать: как и в империи, как и в разделении труда между операциями индустриального производства) более приспособлен к работе, к быстрому пониманию команд, без лишних слов и эмоций, к массовому производству товаров и слов.

Путь всех языков: от синтетического типа — к аналитическому. Английский прошел этот путь далее всего, менее — французский, еще менее — немецкий, еще менее — русский… Но и в английском, как языке живом, все равно черты гонии, природ- ности есть — хотя бы в написании традиционном, в массе «исключений»…

— Значит, русский язык — примитивный? — спросил один.

— Да, как примитивна Библия — перед компьютером.

— А что, так и есть — примитивна…

Тут я не нашелся сразу, что ответить. Надо будет подкатить и развить: что в разных отношениях. И про прогресс = регресс (Руссо). И что позже — ведь ближе к смерти, к разрушению. Примитив — здоровее. И Бетховен — «примитивнее» в сравнении с электронным джазом…

О гонийности в языках и роды говорят: отнесение предметов к мужскому или женскому. А английский от этого обстругал слова. Слово в Англии словно преодолело гравитацию, всемирное тяготение (недаром тут его понимать принялись первые — Ньютон), и оно стало самостоятельным вертикально джентльменом, «сэлф-мэйд» который. Как мачта на корабле-острове Англии.

А и языкознание разнонациональное — интересно. В Америке — семиотика, Пирс. Тут отношение к слову — как к знаку, а не как к живому существу из плоти. И важны — отношения, на уровнях горизонтальных, в настоящем времени. А индогерман- ская лингвистика искала родословное древо языков и праязык, язык-предок, родитель, от кого все прочие, как дети, ответвились. Взгляд — в происхождение, в генезис.

И в американском стиле — слова-обрубки, cut-words, и тяга к аббревиатурам: называть по первым буквам: Си-би-эс, Ю-Эс- Эй и т. п.

— Но это же — и в советском языке! — мне из класса. — СССР, КГБ…

— Да, американизм этот пошел по свету. Все — скорости принцип; время = деньги, так что некогда произносить целое слово, коли и так понятно. А до Революции не было сокращений в русском языке.

Сейчас додумываю: не семитский ли тут еще уклон и вкус — во всех этих ЦК, ЧК, ВКП(б), КПСС?.. Там ведь слово — по согласным означается. Так что еврейство коммунистов в России и на язык повлияло… Русский же язык, слово — держится гласными.

И раздольность протяжного слова, как песня. И ударение — на втором и третьем слогах, да и далее. А в английском — на первом норовят скорее, ибо время = деньги. Потому и система времен развита в языке — как оттенков трудовых операций. Continuous = сейчас вот вещь изготовляется. Perfect = сделана в прошлом — и вот налицо она, результат и т. д.

Определенность и дифференция большая. А у нас в этом — неопределенность, не жесткость. Вот и артикль нам трудно дается. А это = вычленение индивидуума из рода, из класса имен. Персонализация.

Тут Бернадетта — о безличных предложениях мысль подала:

— Мы говорим по-английски: I think(я думаю), а в русском: «мне думается» или просто «кажется». Это говорит о безличности Космоса и Логоса, о невыделенности достаточной индивидуума.

— Верно. У нас как бы само Целое так глаголет-думает.

— И у нас «я» пишется с большой: буквы — I, а у русских оно — последняя буква в алфавите.

— Хотя была первая тоже — Аз в старославянском. Но потом в русском пришел йот и отпало «з» и откочевало слово на конец…

Да, еще Уитман напомнил, что Сепир говорил, что слова в английском — islands = слова-острова. Ну да: а в синтетическом языке слово — континент, материк.

И вот парадокс: синтетического языка слово — более самостоит: ибо все свое носит с собой. А слово-остров-обрубок — потенциальное: его значение — в зависимости от места и оператора.

Однако и минус в синтетических языках и словах — изобилие, неэкономия, щедрость, избыточность: одно и то же отношение выражается на несколько ладов. Например, женскость — через окончания и в имени, и в глаголе, и в прилагательном, хотя достаточно бы лишь в имени его иметь: «Умный Лисица спросил Ежа»… Хотя сказал так — и пропала плазма слова и предложения атмосфера.

<p>«Нет проблем!» = нет и мыслей</p>

19. Х.91. (Ишь симметрично как дата построена! И ровно два месяца, как тут). Начинаю день в жанре слабого существования. Напугался, проснувшись в ночи: в боку колет волнами — не аппендицит ли? Тогда операция сожрет весь мой заработок. Старался заснуть; утром лежал — укротить нутро. На зарядку не выходил: боюсь сейчас двигаться. Есть — не ел: поголодаю, почищу себя. А то вчера еще перепил и переел, наверное, на обеде у президента университета.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии