…В августе, возвращаясь с работы, многие из нас забегали на станции с бараками на картофельное поле и хватали там клубни: ведь теперь картошку можно было варить на печке в своей комнате. Естественно, приходилось «организовывать» еще и топливо – делать налёты на соседний пакгауз за брикетами каменного угля и на площадку со штабелями, чтобы набрать там деревянный бой.
Всё это сильно осложняло работу часовых, обязанных не допускать подобного свинства. Но они не знали, как им быть: то ли просить нас вести себя прилично, то ли стрелять по грабителям. Большинство часовых уговаривало нас не подводить их, «знать меру», но старший стрелок Нойберт – «Оглоед» – однажды открыл огонь из винтовки в сторону картофельного поля, правда, не прицельный.
Произошло это так. В тот день на станции с самого утра присутствовал Штайнорт. Несколько раз он стал свидетелем, как пленные, отпрашиваясь в уборную, сворачивали на картофельное поле и возвращались с карманами, туго набитыми картофелем. Он обратил также внимание, что часовой Нойберт никак на это не реагирует. Наконец он не выдержал и в грубой форме сделал Нойберту и мне серьезное замечание. Часовой не выдержал и наговорил в ответ Штайнорту грубостей, после чего тот сел на велосипед и помчался на аэродром жаловаться фельдфебелю. В этот же момент Нойберт заметил Малярика и Мордвина (Ивана Чудайкина из Мордовии), которые, выйдя из уборной, свернули на картофельное поле. Обе эти сцены вывели часового из себя, и он дважды выстрелил с таким расчетом, чтобы это услышал Штайнорт.
Когда мы возвращались с работы, фельдфебель Хебештрайт в компании Штайнорта уже дожидался нас возле барака, держа в руке… резиновую дубинку. Нойберт, как положено, доложил фельдфебелю при нашем возвращении и о том, что двое русских (он указал на них рукой) пытались украсть с поля картофель, но были остановлены двумя предупредительными выстрелами. Сделав осмотр строя, Хебештрайт заметил, что у многих пленных карманы мундиров и брюк, а также завязанные снизу штанины явно выпирали наружу. Он подозвал к себе обоих провинившихся и меня и молча, на глазах у всех присутствовавших – наших и голландских пленных, а также часовых и Штайнорта, сильно дважды ударил меня дубинкой по голове, и я свалился. Товарищам досталось по одному удару, и они не упали.
При этом весь строй молчал. Я с трудом встал и крикнул по-немецки фельдфебелю, что он не имеет права бить пленного и что я буду вынужден на него жаловаться. Меня поддержали два голландца. Но фельдфебель, не обращая на это внимания, ударил меня еще раз, сказав, что как старший рабочей команды я обязан воспитывать «своих глупых свиней», о чем он давно всех предупреждал. Хотя его слов никто не перевёл, наши пленные их поняли. Когда фельдфебель распустил строй, товарищи, по-прежнему молча, взяли меня под руки и увели в барак. Пожилой сосед по нарам, имевший прозвище Поп, пытался утешить меня, сказав, что «всё во власти Бога, и в нашем положении приходится уповать лишь на Его милость, не отчаиваться и вытерпеть зло». Оказалось, что мой сосед был священником, но скрывал это.
После ужина у нас в бараке чуть было не произошла драка около разожженной печки. Все хотели скорее сварить в своих котелках и со своим топливом украденную с поля картошку. Пытались установить очередь, но все равно нашлись недовольные. Тогда я предложил варить картофель в одном котелке сразу для нескольких пленных и потом соответственно делить ее. Тогда же мы решили попытаться раздобыть где-нибудь ведро или большую посудину, чтобы варить картофель сразу человек на десять. В эту ночь печка у нас топилась всю ночь, и спать почти не удалось из-за духоты и возни товарищей. Так получалось и в последующие ночи даже при «колхозном» способе варки картофеля, причем тяжелее всех было «единоличникам», вынужденным пользоваться печкой в последнюю очередь.
Наутро фельдфебель, отправив на работу уборщиков, сапожников, портного и других людей, остающихся работать в лагере, вдруг приказал выйти из строя мне и двум избитым вчера товарищам. Когда колонна в сопровождении конвоиров отправилась в город, фельдфебель подошёл к нам и заявил, что за обоими провинившимися скоро придет «заказчик»-крестьянин, а я должен поехать на грузовой автомашине вместе с работником немецкой кухни Иваном Уваровым и солдатом из лётной части в Дрезден. Ни слова о вчерашнем фельдфебель не произнёс – как будто ничего и не случилось. Я тоже промолчал.
Когда мы забрались в кузов машины, я поинтересовался у солдата, за чем мы едем. Оказалось, из Дрездена надо привезти на кухню котёл большой емкости с электронагревом для быстрого приготовления пищи. Между тем Иван сообщил мне, что шофера зовут Хайнц, а его дочку, сидевшую рядом, – Аннет. Грузовик является собственностью Хайнца, который ежедневно доставляет продукты на кухню и угольные брикеты из ближайшей шахты.
…Погода была солнечной, тёплой. Я с удовольствием смотрел вокруг, и то ужасное, что вчера произошло со мной, сразу же забылось.