Как я был в немецком плену

Завтрак представлял собой жидкий горячий суп из взболтанной пшеничной муки, в который хозяйка при мне добавила две ложки молока. Я ожидал, что мне дадут еще кусок хлеба, но этого не произошло. Я подумал, что надо вынуть свою алюминиевую ложку, однако передо мной на стол положили тяжелую металлическую, которой я очень быстро выхлебал суп, но еще далеко не наелся. Хотелось попросить добавку, но посчитал это неудобным, поскольку еще ничего не заработал. Я поблагодарил хозяйку. Она наконец назвала мне свое имя – Герта. Хозяйка сказала, что в 10 часов будет еще маленький завтрак. Фриц дал мне рабочую одежду – синий халат и серую шляпу.

Хозяин, его отец, лет под 80, шестилетняя дочь Эрика и поляк-кучер сели на фуру, а за повозкой зашагали работники, в числе которых кроме меня были три женщины – старшая сестра хозяйки, немолодая родственница хозяина и полька средних лет. Когда вся процессия покинула двор, на улицу выскочил из главного дома одетый в форму гитлерюгенда 15-летний сын хозяев. Он пожелал всем хорошо поработать в поле, сожалея, что не может составить нам компанию, так как должен ехать в Кёнигсбрюк на очередной сбор местной молодёжи.

Мы прошли по полевой дороге около 20 минут и остановились возле поля, засаженного кормовой свёклой и брюквой. Хозяин сказал, чтобы я вместе с женщинами занялся заготовкой свеклы для коров и телят, а сам с отцом и поляком направился косить и жать серпом овес, который во избежание больших потерь нельзя было убирать косилкой. Работа по уборке свеклы была не очень трудной, но, слабый физически, я не успевал за женщинами, и они подшучивали надо мной.

Ровно в 10 часов работу прекратили и собрались у повозки. Женщины достали кружки, коробку с едой и организовали малый завтрак, состоявший из пары бутербродов – тонко нарезанных ломтиков серого хлеба, между которыми был еле заметный слой топлёного свиного жира. К бутербродам дали по кружке полусладкого кофе. Было удивительно, как удалось кухонным ножом нарезать хлеб на такие тонкие куски, что они буквально просвечивали на солнце.

Я невольно покончил с этими бутербродами раньше всех. Затем у мужчин начался перекур. Так как я не имел курева, то не мог присоединиться к курящим. Отец хозяина, запаливший трубку, заметил это и поинтересовался, курю ли я. Пришлось сказать, что курю, но у меня нет табаку. Тогда он попросил сына дать мне сигарету и похвалил меня за то, что я неплохо говорю по-немецки. Он поинтересовался, кто я и откуда, не был ли кто-нибудь из моих родных в плену в Германии в 1914–1918 годах. В те годы ему было больше 50 лет, поэтому на войну его не мобилизовали. Он тогда жил здесь же и ему приходилось хоронить в братской могиле много русских военнопленных, умерших в госпитале в Шморкау. В 1916 году он изготовил и установил на могиле памятник по проекту и на средства русских пленных. Я поблагодарил старика за этот рассказ и добавил, что уже побывал на том кладбище.

…С того дня старик стал ко мне очень внимательным, всегда много разговаривал со мной, снабжал табаком и просил сноху кормить меня получше. Хорошо относилась ко мне и супруга старика, да и другие люди в усадьбе.

…В 12 часов все возвратились, кто на лошади, кто пешком, на обед. На кухне нам налили в глубокие тарелки густой, жирный суп с клёцками и со свининой. Хлеба не дали. Такого супа я не ел с лета 1940 года, когда последний раз приезжал к маме на студенческие каникулы. На второе дали в большой миске вареный картофель, который каждый брал в тарелку по потребности. Опять мы ели без хлеба, но с пахтой – кисловатым обезжиренным молоком.

Между прочим, у нас дома пахту ели с хлебом. У немцев в основном давали его скоту. Вообще, за всё время пребывания в плену мне ни разу не пришлось поесть сметану, творог, ряженку и крайне редко случалось пить парное молоко. Когда я работал в коровнике или вблизи его, меня этим молоком тайком угощала доярка, как правило, полька. Немцы же боялись пить сырое молоко, опасаясь заболеть, и часто предостерегали они нас от этого. Они не могли поверить, что можно выпить полведра сырого, парного молока.

…На третье блюдо подали компот из свежих яблок. Выходя во двор через кухню, я обратил внимание, что хозяйка режет хлеб на прикрепленной к краю стола хлеборезке, вращая её ручку. И только тогда я понял, как можно сделать такие тонкие ломтики. На этот раз все мы, кроме старика и девочки, которые остались дома, уместились на фуре и поехали в поле. Вместо старика мне пришлось впервые в жизни косить овёс косой, снабжённой деревянной решёткой, а когда его стебли росли на неровных местах, то жать его серпом. Работали медленно, но очень аккуратно, не теряя колоски и не обламывая стебли. Я всё же значительно отставал от хозяина и от поляка и часто останавливался, чтобы передохнуть. Но они за это не сердились на меня.