Как я был пособием

Как-то сразу оказавшись рядом с дядей Люсиком, я оглянулся по сторонам. Лишних ушей не заметно. Впереди Тома, делая строгое лицо, что-то внушала Юлиану, позади дремотно раскачивался оторванный от работ в поле крестьянин-возница. В его телеге посапывал во сне крупнотелый бойник. Конные бойники окружали колонну со всех сторон, приглядывая за окрестностями.

Я тихо заговорил с папринцием о том, что его волновало больше всего на свете:

– Скажите, разве правильно идти на поводу обстоятельств? Мы теряем драгоценное время. Не лучше ли бросить все, ринуться в сестырь и попытаться как-то изъять оттуда Шурика?

Было видно, что аналогичная мысль не выходит из головы не только у меня.

– Не представляешь, насколько сильно я хочу того же. – Тщательно сдерживаемая боль вырвалась. Заросшее бородой сухое лицо превратилось в посмертную маску. – Xудшee – вpaг плoxoгo. Наскоком делу не поможешь, сестырь – неприступная крепость. Не только не освободим, но сами поляжем.

– Простите… – я немного помялся, – но Шурику не грозит… сестрация?

– Грозит, – просто кивнул дядя Люсик. – Тома рассказала, что Шурика забрали в сестричество за чрезмерное влечение к женщинам. Здесь такое поведение недопустимо. Считается болезнью. Лечится сестрацией.

– Сестрация… – мой голос снова заглох, выправившись только после прокашливания, – это кастрация?

– Да, превращение полноценного мужчины в евнуха.

– А вы не думаете… – слова едва подбирались, стараясь ранить как можно меньше, – что за прошедшее время… это же целых полгода…

– Нет. Сестрация – долгая эпопея. Сначала послушник является недосестрой, привыкая к новым порядкам и доказывая, что достоин положения равной сестры, и только после этого… А если он не приспособится, отношение как к больному сменится на отношение как к преступнику, тогда – позорная болезненная смерть.

Дядя Люсик помолчал. Я не рискнул лезть с догадками и предложениями. Попозже. Пусть человек выговорится.

– Шурик выдержит, я уверен. – Глаза дяди Люсика налились внутренним светом. – Он сильный. И мудрый. Шутить любит, это его и подставило. – После маленькой паузы последовало продолжение: – По окончании стадии недосеста начинается самое сложное: испытание искушением. Мужчину, который достиг очередной ступени сестричества, зовут искусестом. После успешного испытания – сестрация. На все уходит год-два, иногда больше, но никак не меньше года. Примеров на моей памяти, к сожалению или к счастью, не было, только разговоры, только чужие истории, но они всегда повторялись почти в точности. Не вижу смысла сомневаться. Хотя и сомневаюсь.

– Значит, время еще есть?

– Надеюсь.

Закрыв тему хоть на каком-то позитиве, я перешел к тому, что волновало меня.

– Что ждет меня и Тому, если не успеем спасти Шурика и сбежать раньше визита в крепость? Или если нас разлучат? Или просто у нас всех ничего не получится?

Вот тебе и позитив. Ненадолго же хватило.

Дядя Люсик пожал плечами:

– Вас ждет жизнь, просто другая, непохожая на прежнюю. А тебя лично – вечный страх быть пойманным и казненным.

– А Тому?

– Если проявит себя, ее куда-нибудь пристроят, к какому-нибудь нужному для общества делу. Здесь не разбрасываются возможностями. При этом не дают обществу развиваться. Их идеал – равновесие, то есть чтобы все оставалось как раньше. Любой шаг вне установленных правил – смерть. Ты уже знаешь.

Знаю. Не забыть. Ничто так не заставляет резко взрослеть, как чужая смерть у тебя на глазах. Особенно, когда по твоей вине.

К нам как бы случайно приблизился один из конных бойников. Он внимательно вглядывался в окружавшие дебри, но мне показалось, что ему хочется послушать. Папринцию, видимо, показалось так же, поскольку некоторое время мы с ним ехали молча. Я оглянулся на растянувшийся караван, бросил взор вокруг, на проплывавшую мимо природу. Дядя Люсик глядел в себя. Судя по выражению глаз, он видел больше меня. Глубже и дальше.

– Худшая ошибка, – вдруг сказал он, – которую можешь совершить в жизни – все время бояться совершить ошибку.

– К чему вы? – оторопел я.

– Для общего развития.

Мы снова умолкли. Скрип телег, лошадиный топот, стук оружия и перезвон доспехов создавали достаточный звуковой фон, но я все же дождался, пока бойник отъедет, и только тогда тихо проговорил:

– Как вы считаете, где мы: в прошлом, в будущем или просто в ином мире?

Дядя Люсик по обыкновению почесал обросший седыми волосами подбородок, прежде чем вымолвить:

– Нас перенесло не только в параллельную или продольную реальность…

– Как-как? – изумился я, подгоняя коня впритирку.

– Продольно – это во времени.

– Мы можем как-то узнать: куда именно, в какое время?

Поскольку ответная пауза затянулась, я уточнил:

– Хотя бы: в прошлое или в будущее. Но чтобы точно.