Как я был Анной

Блистать можно по-разному. Я знал дворника, который выходил под мои окна в пять часов утра десять лет кряду и мёл, скрёб, харкал и матькался. Первую неделю я думал выйти из дома и отвесить ему оплеуху или затрещину. Я склонялся к затрещине, потому что оплеуха подразумевает равенство бьющего с битым, а его не было. Только лень удерживала меня. А потом я заметил: мой двор, тротуар и дорога идеально вычищены. Вокруг скользили и падали люди, а я прогуливался у своего подъезда, как корги королевы по двухсотлетней лужайке возле дворца.

На следующий день я вынес дворнику бутылку водки. Дворник отказался. Он был пенсионером, а работал не столько за деньги, сколько ради самого занятия и физической формы. Жена не разрешала ему матькаться, хотя он это и любил, потому что раньше работал крановщиком на заводе, а все крановщики обожают матькаться, и поэтому он всласть матькался на свежем воздухе. Так некоторые люди читают стихи. Услышьте на секунду фразы «снег ебучий» или «лёд-выблядок, ублюдок зимы», сказанные громко и нежно.

До появления этого выдающегося дворника я страдал бессонницей и вообще никак не мог упорядочить свою жизнь. Клеймо беспорядка просвечивало повсюду — от посуды в раковине до половых связей, алкоголя и наркотиков. Однако ежедневные пробуждения в шесть утра подтолкнули меня к переменам. За каких-то три месяца я научился засыпать в одиннадцать, чтобы поспать хотя бы семь часов. Засыпать мне помогали книги, которые я открывал за час до отбоя. Здоровый сон пришёлся мне по вкусу. Я смотрел яркие сны. Через полгода я обнаружил в себе изрядный запас энергии. Её надо было куда-то девать — я купил себе кроссовки, спортивный костюм и стал бегать в любую погоду по сосновому лесу.

Вскоре бег вытеснил пьянство, потому что бегать с похмелья тяжко, а не бегать нельзя, потому что сон, а сон — из-за блистательного дворника. Покончив с пьянством и бессонницей, я бросил и наркотики. Я употреблял их по пьяни, когда тормоза барахлят. Завязал я и с вредной пищей. Не очень-то приятно бегать при весе сто восемь килограммов и росте метр семьдесят шесть. Похудев на тридцать килограммов, я вдруг обнаружил, что нравлюсь не только немолодым женщинам, которых я предусмотрительно споил в баре, но и девушкам своего возраста (когда дворник появился, мне стукнуло двадцать пять). А ещё я продолжал много читать, что прекрасно сказалось и на моём кругозоре, и на красноречии.

Итак, благодаря диете, бегу, книгам, полноценному сну и трезвости я женился на красивой девушке. Мы провели медовый месяц в Париже. Город оказался серым и не очень французским, скорее арабо-африканским. В баре, где когда-то пил Хемингуэй, обжимались геи. Я ждал иного, но это ерунда. Главное — у меня появились деньги на Париж. До появления дворника я работал обычным продавцом-консультантом в «Эльдорадо» — торговал грустными пылесосами. «Что хоботы повесили?» — спрашивал я пылесосы, а они в ответ смотрели равнодушно, как и почти все мои покупатели. Когда же я похудел и подкачал тело турником и пробежками, во мне откуда-то возникла уверенность — и в результате продажи поднялись до скандальных высот. Естественно, начальство отреагировало. Уже через год я стал супервайзером, а ещё через три — директором. Моя зарплата скакнула с двадцати пяти тысяч до двухсот. Я сдал на права, купил машину, увлёкся дайвингом и горными лыжами. Жена родила мне сына. Мне было тридцать пять. Тут-то и начались проблемы. Растить ребёнка в однокомнатной квартире неудобно. Жена заговорила о переезде. Я молчал и неопределённо тряс головой. Жена углубилась в пучины интернета. Каждый вечер я просматривал фотографии «трёшек» в новостройках и слушал прочувственные речи. Каждое утро я слушал, как скребёт блистательный дворник, которому я обязан всей своей сказочной жизнью. Вскоре жена потащила меня на просмотры, но я не потащился. Я решительно сказал:

— Ирина, мы никуда не поедем.

Тон мой был столь категоричен, что жена опешила:

— Почему?

Я замялся.

— Привык к району. Давай купим «двушку» в нашем подъезде на нашем этаже?

— Мне не нравится первый этаж. Меня этот дурак-дворник будит. То скребёт, то матькается, ужас какой-то.

— Ужас?! Да он лучший в мире человек, если б не он, ничего бы не было. Ни тебя, ни меня, ни Владика. Блистательный Иван Палыч! Крановщик. Не пьёт с 1985-го. Почти Герой Труда. А скребёт как? Я иногда выхожу утром посмотреть. Скребок так и пляшет. А матькается? Это же стихи! Амфибрахий, чёрт подери!

— Так вот куда ты по утрам исчезаешь! И что значит — ничего бы не было? И при чём тут дворник? Подожди… Он что — твой отец, а ты его стесняешься?

— Как тебе такая чушь в голову приходит? Мой отец давно спился и умер. Теперь, наверное, ад пропивает.

— Стоп. Я правильно понимаю, что ты не хочешь переезжать из-за дворника?

— Правильно. И… не правильно. Всё сложно.

— Вы любовники?

— Ещё одна такая догадка — и я с тобой разведусь!

— Так почему тогда?!