От потрясения Мэнди сначала даже никак не среагировала, а лишь вытаращила на Эйвери изумленные глаза. Потом ее нижняя губа скривилась, рот широко распахнулся, и оттуда вылетел вопль, способный разбудить и мертвого.
Зи потянулась было к ней, но Эйвери оттеснила ее и прижала Мэнди к груди. Детские ручки обхватили ее шею, и малышка уткнулась лицом в ее плечо.
Эйвери ласково погладила ее по спине.
– И не стыдно тебе, что тебя пришлось отшлепать? Папа ведь думает, что ты хорошая девочка.
– Я хорошая.
– Не сегодня. Ты безобразничала, и прекрасно об этом знаешь.
Плач продолжался несколько минут, а когда он наконец утих, Мэнди подняла красную мордашку:
– Можно мне теперь мороженого?
– Нет, нельзя. – Эйвери сняла со щек Мэнди прилипшие к ним мокрые пряди волос. – По-моему, ты не заслужила угощения, правда? – Нижняя губа девочки все еще подрагивала, но она согласно кивнула. – Если ты будешь вести себя как следует, то я разрешу папе разбудить тебя, когда он приедет, и подарить тебе подарок. Хорошо?
– Хочу мороженого.
Эйвери покачала головой:
– Мне жаль, но за плохое поведение сладкого не полагается. Понимаешь?
Мэнди снова покаянно кивнула. Эйвери спустила ее с колен:
– Ладно, тогда пойдем в ванную, а потом наденем тебе пижамку, чтобы вы с бабушкой могли спать. Чем скорее ты уснешь, тем скорее приедет папа.
Двадцать минут спустя Эйвери уложила ее в постель. Мэнди так устала, что заснула чуть ли не прежде, чем ее голова опустилась на подушку. Эйвери тоже совершенно вымоталась: скандал вытянул из нее остатки сил. Она совсем не была расположена ссориться с Зи, которая так и тряслась от возмущения.
– Тейт узнает об этой взбучке.
– И прекрасно. Ему будет полезно узнать.
На пороге соседней комнаты ее настиг звонок Тейта.
– Ты едешь или нет? – безо всякого вступления спросил он.
– Да, я еду. Тут вышли кое-какие сложности с Мэнди, но сейчас она в кровати. Я беру такси и…
– Я внизу, в вестибюле. Поторопись.
Эйвери попыталась сделать все возможное за те пять минут, которые она решилась себе предоставить. Если результат ее стараний и нельзя было назвать ослепительным, все же он оказался достаточно удовлетворительным для того, чтобы Тейт дважды окинул ее взглядом, когда она выходила из лифта.
На ней был модный, элегантный костюм. Сапфирово-синий шелк дополнительно подчеркивал ее яркую внешность. Локоны, правда, пострадали от влаги, поэтому она предпочла изощренно-драматический образ, придав ему законченность с помощью массивных золотых серег.
– Что, черт побери, такое? – спросил Тейт, ведя ее к вращающимся дверям. – Отец сказал, Мэнди сильно расстроилась.
– Расстроилась? Это не то слово. Как с цепи сорвалась.
– Почему?
– Да потому, что ей всего три, и она целый день протряслась в машине. Я вполне понимаю, отчего она себя так вела, но и понимание имеет пределы. Боюсь, я неприятно поразила Зи, но я ее отшлепала.
Они как раз подошли к машине, припаркованной под порт-кошером. Рука Тейта замерла на ручке дверцы.
– Что-что ты сделала?
– Переключила ее внимание. И это сработало.
Секунду он всматривался в ее решительное лицо, потом мотнул головой, указывая на сиденье, и резко сказал:
– Садись.
Затем, торопливо сунув чаевые швейцару, который присматривал за машиной, сел на водительское место и осторожно выехал на улицу. Дворники трудились вовсю, ведя неравную борьбу с проливным дождем.
Тейт повел автомобиль по Мэйн-стрит, обогнул импозантное здание окружного суда и, оставив позади мост через Тринити, помчался дальше, в северную часть Форт Уорта, история которого создавалась на знаменитых скотных дворах ковбоями и головорезами.
– Зачем ты сам за мной поехал? – спросила Эйвери, пока машина неслась сквозь грозу. – Я ведь могла взять такси.
– Мне все равно было нечего делать, кроме как околачиваться за сценой. Я решил, что хоть с пользой проведу время, если поработаю за таксиста.
– Дерк и Ральф ничего не сказали, когда ты собрался ехать?
– Ничего. Они и не знали.
– Как!
– Когда они спохватятся, что меня нет, будет поздно кричать вдогонку. Да и вообще, я чертовски от них устал, готовя текст речи.
Он вел машину безрассудно быстро, но она решила не обращать на это внимания. Он был явно не расположен выслушивать замечания, пребывая в беспросветной мрачности.
– Почему нас к тебе вызвали? – поинтересовалась она, надеясь выведать причину его раздражительности.
– Ты следила за результатами опросов?
– Конечно.
– Тогда ты сама должна знать, зачем меняют стратегию. Мои консультанты считают, что пора идти на крайние меры. Это турне затевалось, чтобы еще больше возбудить энтузиазм и заручиться дополнительной поддержкой избирателей. Вместо этого, с момента его начала, я отстал еще на три пункта.
– Нельсон что-то говорил о твоем неприкаянно-холостяцком имидже.
Тент тихо ругнулся:
– Это они так думают.
– Кто они?
– Да Ральф с Дерком, кто же еще? Они считают, что шеренга родственников у меня за спиной убедит избирателей, что я не склонен пороть горячку. Якобы семейный человек производит более солидное впечатление. Черт его знает! Но они мне все уши прожужжали, так что я почти оглох.