– Мать умерла, когда Кристи была еще младенцем, – сказал Фрэнк, наблюдая, как Вайолет кладет на могилу цветы. – У отца вскоре после этого начался ранний Альцгеймер. Болезнь тянулась довольно долго, но он все же умер еще молодым.
«Ты, сынок, женился на тиране», – вырвалось у отца на десятилетии свадьбы Фрэнка и Лоррейн, еще до диагноза. Этот выпад его немногословного отца он счел потом ранним признаком болезни.
– А ваши? – спросил он.
– Тоже, – сказала Харриет. – Сначала мать, вскоре отец. Я уже старше, чем тогда были оба.
– И я.
– Раньше я испытывала по этому поводу некоторое чувство вины.
– И я.
– У наших родителей было так мало времени, а у нас так много, – сказала Харриет.
– Ну еще не вечер, – сказал он.
Харриет рассмеялась.
– Мне шестьдесят четыре, но я этого не ощущаю.
– Я думал, вы моложе.
– Боюсь, кроме вас, никто так не думает.
От уголков глаз у нее разбежались морщинки, и это ему понравилось. Она понимает, что он слукавил, а он знает, что она это понимает. И это словно сближало их.
– Я рад, что вы согласились поехать, – сказал Фрэнк. – Я не рассчитывал, что согласитесь.
– А вдруг вы решили убить Вайолет с помощью своих инструментов и все такое?
– Не может быть, чтобы вы так подумали, – встревожился он.
– Нет, конечно. – Выражение ее лица вдруг изменилось. – Ох, посмотрите на бедняжку.
Вайолет гладила выбитые на камне буквы.
– Я рада, что поехала, – сказала Харриет.
Снова это ощущение, будто находишься в предсказанном моменте. Фрэнк осознал, что это чувство у него с той минуты, как он впервые увидел Харриет, – когда она вошла в магазин, совсем как девчонка размахивая висящей на одном пальце сумкой.
Вайолет разложила розы на траве, выжженной почти добела. Контраст был потрясающий, выглядело очень красиво.
– Розы на снегу, – заметил Фрэнк.
– А, – поняла Харриет. – Святой Хуан Диего.
– Вы знаете эту историю?
– Ее обожала сестра Эстер.
– А у меня была сестра Мэри Филиппа.
Фрэнк учился во втором классе, и в тот год он буквально с ума сходил, мечтая о каком-нибудь волшебстве, и эта история заворожила его. Одному святому крестьянину привиделись розы на снегу, и девушка Мария спрятала в его плащ алые розы – а стоял декабрь, – чтобы его видение обратилось в реальность. Маленький Фрэнк никак не мог успокоиться: розы зимой! И ведь тогда никаких цветочных лавок на каждом углу не было. То, как Вайолет разложила розы на белесой траве, напомнило ему о его детской вере в чудеса.
– Вайолет считает, что ее мать умерла от горя. Представляете, какая это тяжесть.
– У матери, похоже, был рак, – сказал Фрэнк. – На суде она выглядела совсем больной.
При упоминании суда меж ними тут же втиснулась Лоррейн.
– Вы молитесь, Фрэнк? – спросила Харриет.
Ее волосы, подсвеченные сзади предзакатным солнцем, были почти золотыми.
– Я давно потерял веру, – признался он.
– Я тоже. – Харриет вздохнула. – Думаю, сейчас это обычное дело.
– Ну, многое в этом мире трудно соединить с существованием Бога.
– Согласна, но когда заболел мой муж, я вновь открыла для себя четки. Невероятное утешение, даже если не веришь.
– Старого католика не переучишь, – сказал Фрэнк.
У нее был приятный смех.
– Лу был атеистом, но ему нравился католический «комплекс вины».
В этот момент на кладбище через вторые ворота въехал сверкающий «бьюик». Могила матери Вайолет находилась на равном расстоянии от обоих ворот, лаймово-зеленая рубашка девушки выделялась на фоне белесой травы ярким пятном. Из машины вышли две женщины, молодая и в возрасте.
– Боже мой, – сказала Харриет. – Неужто они идут к той же могиле?
– Молодая женщина – сестра Вайолет, – сказал Фрэнк. – Я помню ее по суду.
Он наблюдал за разворачивающейся сценой с пронзительной жалостью: Вайолет встает, замирает, женщина постарше – тетя Вайолет, предположил Фрэнк, – хрупкая блондинка в черной блузке на бретельках, открывающей обожженные солнцем плечи, принимается жестикулировать. Взмахи белой сумочки точно знаки пунктуации. Рыжеволосая сестра Вайолет, одетая в элегантную голубую блузку и струящуюся белую, как саван, юбку, стоит, уронив руки, лицо бледное и безучастное. Тетя, судя по всему, распиналась о грехе и покаянии, хотя Фрэнк улавливал лишь отдельные слова.
– Может, нам… – начала Харриет, но Фрэнк уже вылезал из машины.
Он быстро шагал к могиле, радуясь торопливому шуршанию слаксов Харриет позади.
– Разрешите мне попрощаться, тетя Пэмми, – умоляла Вайолет. – Мне больше ничего не надо.
– Если ты насчет денег, то забудь.
– Я к вам даже заезжать не собиралась, как бы я у вас попросила денег?
– А ведь ты уже получала от меня деньги, – щуря красные кроличьи глаза, сказала тетя. – Или забыла? И тут же отдала их Трою, чтобы твой Ромео починил свой шарабан и тайком сбежал со своей Джульеттой.
– Тетя Пэмми…
– А сказочка что надо вышла, – продолжала разоряться тетка. У нее было неприятное иссушенное лицо заядлой курильщицы. – Прямо в книгу просится.
Сестра Вайолет так и не шевелилась, а может, и не дышала, имени ее Фрэнк не помнил.
Тетку было не остановить.