Как читать книги

– Ее следует проводить сразу после завтрака, – напоминаю я. – С другими можно потом, но Олли сразу начинает скучать.

Закрыв книгу, Джамал направляется к Олли, а там все уже подготовлено к физкультуре – разложены упругие мячики, по которым Олли ходит, тренируя свои хромые лапы. Джамал почесывает Олли затылок.

– Командирша сказала, что ты тот еще зануда, старичок.

– Да нет же… А, ты шутишь…

– Фух, пронесло! – кричит Олли, мы с Джамалом смеемся.

Везде добрые люди. Олли насвистывает вступительный гитарный рифф к «Дыму над водой», и я открываю дверь в Комнату для наблюдений.

– Вы вовремя, – замечает доктор Петров. – Это вселяет надежду.

Не успеваю я и слова сказать, как он усаживает меня за папки с лабораторными записями, отсортированными по годам, птицам, экспериментам. «Вероятностное рассуждение», «Незаметное перемещение», «Несовместимые события», «Феномен Пиаже». Об одном из экспериментов – «Отложенном вознаграждении» – я уже слышала.

Петров объясняет, что одновременно обычно ведутся как минимум два исследования, иногда при участии приглашенных ученых из других лабораторий. Герои экспериментов – наши птицы, и их проверяют на различные аспекты интеллекта и передачи информации. Это требует времени и терпения, поскольку птицы предпочитают играть, а не делать уроки. Если занятие затягивается, Шарлотта начинает выдавать неверные ответы – нарочно. Все данные заносятся в таблицы: ответы верные/неверные, время, настроение птицы – кто знал, что у птиц бывает настроение? Моя роль во время этих занятий – записывать все в журнал, а потом перенести записи в компьютер.

– Почему нельзя записывать сразу в ноутбук? – интересуюсь я.

– Потому что, – тон у Петрова ледяной, – как и большинство людей в двадцать первом веке, птицы не в состоянии отвести глаз от экрана.

Я жалею, что спросила, но он быстро успокаивается. После собеседования я его почти не видела, он пропадал в кабинете, где работал над заявкой на грант, о которой миссис Роча говорит, что «как ни прискорбно, но все сроки прошли». Вид у него уставший, он сидит за столом для птичьих занятий и перебирает предметы в пластиковом контейнере. Все предметы яркие, отсортированы по цвету и категориям. Боб и Алан мгновенно фокусируются на контейнерах – может, их интересует любимая игрушка, а вот Шарлотту больше интересую я.

– Как зовут? – спрашивает она сиплым, как у заядлого курильщика, голосом.

Я не в состоянии сдержать смех.

– Вайолет. Я тебе уже сто раз говорила.

– Вайолет.

– Верно. Хорошая птичка, – наставительно говорит доктор Петров. – Иди-ка сюда.

Я думаю, что он зовет птицу. Но нет. И тогда я перемещаюсь за стол для занятий напротив него. И через несколько секунд на стол спрыгивает и Шарлотта, ровно посередке между нами.

– Она любит работать, – говорит Петров, – правда, хорошая птичка? – Он берет ее, гладит, опускает обратно на стол. – Не то что те бездельники. – Это про Боба и Алана, которые взлетели на картотечный шкаф и таращатся оттуда, явно не собираясь обижаться.

– Привет, ребята, – говорю я им.

Они не отвечают, хотя Боб взмахивает лапой.

– Ленивые жиголо, – говорит доктор Петров, и я не знаю, шутит он или нет.

По его лицу трудно что-либо понять, оно красивое, с намеком на что-то еще, на какую-то… противоположность красоте, не знаю, как сказать. За последние два года я повидала много таких лиц, их настороженное и одновременно безмятежное выражение подразумевает «Не приближайся».

– Итак, Вайолет. Мы начинаем вместе работать.

Он склонен говорить в настоящем времени – возможно, дает о себе знать его инакоязыкость, несмотря на все его американизмы, но мне эта его манера нравится, словно он дает понять, что мы существуем здесь и сейчас, вдвоем, и это чувство усиливается от его пристального взгляда, глаза у него то серо-голубые, то зеленоватые, в зависимости от освещения. Все в нем какое-то изменчивое, и это немного нервирует.

Он расставляет на столе пятнадцать разномастных предметов: бруски, ключи, помпоны, подборки из бумаги и шерсти разной формы. Предметы можно разделить на три формы, четыре материала, пять цветов, но все перемешаны.

– Будете отвечать за организацию занятия.

– Хорошо.

Я внимательно изучаю предметы – сколько их, какого они цвета, как далеко лежат друг от друга.

– Не сейчас. Это пока обзор. – Он берет брусок: – Шарлотта, смотри. Какая игрушка?

– Брусок.

– Верно. Брусок. Хорошая птичка. – Он показывает ей помпон: – Шарлотта, смотри. Какой цвет?

– Оранжевый.

– Верно. Оранжевый. Хорошая птичка. – Он выбирает бумажный квадрат: – Шарлотта, смотри. Какой материал?

– Бумага.

Я провела много часов, читая дневники экспериментов, но это все равно поразительно. Я буквально теряю дар речи. И я в совершеннейшем восторге.

– Ух ты.

– Никаких «ух ты», – одергивает доктор Петров. – Мы наблюдаем, и мы записываем то, что наблюдаем. Ничего лишнего.

Я послушно киваю, внутри все так и подрагивает:

– Наблюдаем и записываем.

– «Ух ты» искажает исследование, – объясняет он. – «Ух ты» вселяет надежду. Мы наблюдаем то, что происходит. А не то, на что надеемся. Не то, что предполагаем. Не то, что нас радует.

– Понятно.