Как читать книги

Доктор Петров шумно выдыхает, что-то среднее между вздохом утомленного любовника и рыком надзирателя.

– И попробуйте убедить Великого Оза разместить ролики с птицами на «ютюбе», – говорит мне миссис Роча.

– Миссис Роча, – снова утыкаясь в бумаги, бормочет доктор Петров, – вы тратите время впустую.

– Да уж знаю, – отрезает она. – Причем днями напролет.

– Тут вам не цирк.

– Вообще-то очень похоже.

Мне нравится их перепалка, каждый знает свою роль, знает, кто есть кто и что и как, и все у них в полной гармонии. Доктор Петров встает, и я опять отмечаю его высоченный, баскетбольный рост и большие красивые руки, в которых целиком спрячется баскетбольный мяч. Пару мгновений он молчит, рассматривая меня. Явно в научных целях. Миссис Роча удалилась в приемную.

– Итак, – говорит он, – познакомимся с птицами.

Он ждет, чтобы я прошла первой. Но куда? Дверь в приемную закрыта, дверь в лабораторию закрыта, и я стою, как беспомощная пленница.

– Пожалуйста, извините, что я опоздала, – бормочу я, боясь, что он сейчас передумает.

Он молча вводит код. Дверь открывается, и вот перед нами Птичья гостиная, то есть комната отдыха пернатых. Здесь нормального размера холодильник, длинная кухонная стойка с двойной мойкой и микроволновка. Два обитых кресла, изрядно изорванных. И то ли шкафчик, то ли кладовка для всякой всячины от защитных подкладок, птичьего корма, кусачек для ногтей и до кости каракатицы – кладовка напоминает мне тюрьму.

Среди всего этого изобилия нас приветствуют громким визгом, клекотом и воплями три серых попугая жако. Доктор Петров закрывает за собой дверь, и они, склонив головы набок, затихают. В углу студент в свободном худи перекладывает птичьи лакомства из громадного мешка в небольшие пластиковые контейнеры. Доктор Петров едва удостаивает его взглядом.

Один попугай спархивает с тарзанки и приземляется доктору Петрову на плечо. Два других сидят рядышком на огромной клетке и в упор смотрят на меня. Остальные клетки не менее просторные, и чего в них только нет – игрушки, лесенки, зеркальца, веревки. Птицы все невероятно красивые. Их белесые лица, будто фестонами, украшены опушкой из светло-серых перьев с кремовой каемкой, в направлении спины перья постепенно темнеют, а на грудке и животе тоже светлые. Они словно облачены в тени. Мощные черные клювы, светлые блестящие глаза, пижонские хвосты точь-в-точь цвета кайенского перца.

Сначала доктор Петров знакомит меня с тем попугаем, что сидит у него на плече, – Оливер, пятьдесят четыре года. Оливер умеет говорить предложениями: «До скорого!», «Сколько времени?», «Фух, пронесло!» Порядок слов верный, контекст – не всегда. Если скажешь: «Привет, Оливер», вместо приветствия он может ответить: «Мы считаем это очевидной истиной».

– Я взял его в виде одолжения, – говорит доктор Петров. – Учить его чему-нибудь уже поздно.

– Ура! – радуется Оливер.

– И тебе ура, – смеюсь я.

– Кто у меня дурачок? – Доктор Петров целует Оливера прямо в клюв.

Видно, что попугаю это нравится.

Потом я знакомлюсь с двенадцатилетними Бобом и Аланом. Они живут в одной клетке, так как друзья не разлей вода. У Боба и Алана имеется своя собственная компетенция, они умеют «именовать», называть вещи своими именами: «брусок», «орех», «ключ», «виноград» – и делают это правильно почти в ста процентах случаев.

– Поздоровайтесь, – говорит им доктор Петров.

– Привет, дорогая, – тут же отзывается Алан.

– Привет, дорогая. – Боб поднимает лапку, приветствуя.

– Ах, – шепчу я. – Ах, боже мой.

– Алана научил этому студент, – объясняет доктор Петров. – Боб перенял у Алана. – Он щекочет Алана там, где мог бы быть подбородок. – Эти птицы, – продолжает он, – прибыли с совершенно нелепыми именами.

Боб все еще помахивает лапой.

– Можно его погладить? – спрашиваю я.

– Пожалуйста.

Я тянусь к шелковистой голове Боба, но Алан, молниеносно пресекая мою попытку, клюет меня в основание большого пальца.

– Вы освоитесь, – говорит доктор Петров, доставая из огромной коробки, находящейся в подозрительно близкой доступности, марлевый квадратик. Он прижимает марлю к кровоточащей ранке. – Все виды животных испытывают ревность. Не только homo sapiens. – Английский его получше, чем мой, но слишком уж официальный. Вспоминая, что говорила Софи, я ждала, что он будет разговаривать совсем как Борис и Наташа из древнего мультика[18]. – Со временем, – добавляет он, – вы будете узнавать их точно так же, как узнаете людей.

Он долго изучает мою ладонь, все еще прижимая марлю, потом поднимает глаза.

– Серые жако – животные чувствительные. – Он отпускает мою руку. – Вы это усвоите.

Бросив испачканную кровью салфетку в жестяной контейнер, доктор Петров ведет меня в Комнату для наблюдений, со старомодной вежливостью придерживая дверь, чтобы я прошла первой.