Как быть стоиком: Античная философия и современная жизнь

Я не собираюсь здесь вдаваться в объяснения[132], почему затея с «загрузкой» человеческого сознания в компьютер маловероятна, а идея сингулярности основана на фундаментальном непонимании природы разума. Меня больше поражает гипертрофированная самоуверенность таких людей, как Курцвейл, и других последователей этого культа — ведь они возносят себя до уровня богов, ставят выше законов природы, и их не смущает тот факт, что они попусту растрачивают столько денег и сил, вместо того чтобы направить их на решение злободневных мировых проблем. Они не задумываются даже об этических и экологических последствиях в случае успеха их усилий (что, к счастью, маловероятно), а последствия эти были бы катастрофическими. Кто получит доступ к новым технологиям и сколько будут стоить подобные услуги? Если мы сумеем стать физически бессмертным — альтернатива загрузке сознания в компьютер, — то будем ли мы иметь детей? Если да, то как наша и без того больная планета выдержит и прокормит постоянно растущее население, производящее все больше отходов? Нам предлагают выйти за пределы Земли и колонизировать другие миры, хотя мы до сих пор не знаем ни одной другой обитаемой планеты в нашей галактике и не имеем понятия, как до них добраться, если они есть. Чем больше я думаю о трансгуманизме, тем чаще вспоминаю слово «гибрис» — гордыня, спесь, придуманное древними греками для обозначения именно такого образа мышления.

Мне кажется, что Курцвейл и ему подобные просто любой ценой не хотят покидать вечеринку, несмотря на то что они уже в полной мере насладились ею. Вот цитата Эпиктета, где он обращается словно бы непосредственно к Курцвейлу: «"Нет, но я хотел бы еще быть на празднестве"[133]. Да ведь и посвящаемые в мистерии — продолжать быть посвящаемыми в мистерии, пожалуй, и зрители в Олимпии — смотреть других атлетов. Но всеобщее празднество имеет предел. Уйди, удались как благодарный, как совестливый. Дай место другим. Должны родиться и другие, так же как и сам ты родился, и, родившись, иметь место и обиталище подходящие. А если первые не уходят, что остается другим? Что ты ненасытен? Что тебе все недостаточно? Что ты создаешь тесноту в мироздании?» Таким образом, мы подошли ко второй, гораздо более сложной и деликатной теме этой главы, о которой много размышляли стоики и которая, мне кажется, стала очень актуальной в современном мире: к вопросу о самоубийстве.

На уик-энд 23‒24 июля 2016 года[134] художница-перформанист Бетси Дэвис устроила вечеринку, собрав у себя дома человек тридцать близких друзей и родственников. Праздник удался на славу: гости играли на виолончелях и губных гармошках, пили коктейли, ели пиццу и смотрели один из любимых фильмов Бетси — «Танец реальности». Вечером в воскресенье они разъехались, а Бетси полюбовалась с веранды заходом солнца, после чего в присутствии своей сестры, опекуна и массажиста выпила коктейль из морфина, фенобарбитала и хлоралгидрата, составленный ее личным врачом (который тоже принимал участие в этой мрачной церемонии), и мирно скончалась.

При жизни Бетси страдала боковым амиотрофическим склерозом (БАС), также известным как болезнь Лу Герига. Она почти полностью потеряла способность управлять своими мышцами и в 41 год не могла не только заниматься творчеством, но даже чистить зубы и чесаться, не говоря уже о том, чтобы стоять. Ее речь была настолько невнятной, что люди с трудом ее понимали. Поэтому, когда в Калифорнии приняли закон об ассистированном самоубийстве, она решила уйти из жизни достойно. Это прекрасная душещипательная история. «Если это для тебя нецелесообразно[135] — дверь открыта. Если целесообразно — терпи. Ведь на все дверь должна быть открытой — и беспокойства у нас нет», — спокойно говорит Эпиктет. «Открытая дверь» была его любимой метафорой[136], к ней он часто прибегал, говоря о самоубийстве. Вот как философ ее разъясняет: «Дыму наделали в жилище?[137] Если не чересчур, я остаюсь. Если слишком много, я выхожу. Нужно только твердо помнить о том, что дверь открыта. "Не живи в Никополе". — "Не живу". — "Ни в Афинах". — "Ни в Афинах". — "Ни в Риме". — "Ни в Риме". — "Живи на Гиарах". — "Живу". Но мне представляется, что жить на Гиаре — это много дыма. Я удаляюсь туда, где мне никто не помешает жить. Ведь то обиталище всякому открыто».