Как быть стоиком: Античная философия и современная жизнь

Древние стоики много думали о смерти. Хотя слово «думали» не совсем верно. Они осознавали существование смерти[125] и то значение, которое придают ей люди, но при этом придерживались очень необычного и спокойного взгляда на нее.

Должен признаться, мысль о смерти всегда глубоко тревожила меня. В моей жизни был период, когда я думал о ней почти каждый день, а иногда и по несколько раз на день. Возможно, у вас сложится впечатление, будто я угрюм и склонен к депрессивным мыслям. Но это не так, я всегда был оптимистом и старался по максимуму наслаждаться тем, что посылает мне фортуна (а она посылает мне довольно много хорошего). Кроме того, я биолог и знаю, что смерть — это естественный результат того эволюционного пути, который избрали наши далекие предки миллиарды лет назад. (Вот если бы мы были, например, бактериями, то умирали бы не от старости, а от несчастных случаев, правда, как бактерии мы не могли бы философствовать о жизни и смерти.) Тем не менее меня не на шутку волновала мысль о том, что однажды мое сознание перестанет существовать. Но все начало меняться, когда я впервые прочитал высказывание Эпиктета, приведенное в начале этой главы. Я усмехнулся и подумал: «Какое невероятно беззаботное отношение к тому, что большинство людей страшится в жизни больше всего!»

Эпиктет объясняет, почему людей так беспокоит мысль о смерти: «Право же, для чего родятся колосья?[126] Не для того ли, чтобы и поспеть? Но вот они поспевают. А не для того ли, чтобы и быть сжатыми? Не обособленными ведь они родятся. Так значит если бы они обладали сознанием, то они должны были бы молить о том, чтобы им не быть сжатыми никогда? А никогда не быть сжатыми — это для колосьев проклятие. Знайте, что вот так же и для людей не умереть — проклятие. Это все равно что не созреть, не быть сжатыми. А мы, поскольку мы как раз те самые, которые и должны быть сжаты и вместе с тем понимаем это самое, что мы жнемся, возмущаемся этим! Это потому, что мы и не знаем, кто мы такие, и не приучили себя к тому, что касается человека, как искусные наездники — к тому, что касается лошади».

В этом интригующем отрывке Эпиктет высказывает три ключевые взаимосвязанные идеи. Во-первых, мы ничем не отличаемся от других живых существ: как и для колосьев, наше предназначение — созреть и быть «сжатыми». Стоики воспринимали идею судьбы более прямолинейно, чем многие из нас сегодня, поскольку они верили в некое космическое Провидение. Но даже с самой современной научной точки зрения мы — один из миллионов живых видов на планете, вероятно, одной из миллиардов пригодных для жизни планет во Вселенной.

Во-вторых, говорит Эпиктет, мы так удручены перспективой собственной смерти именно потому, что, в отличие от колосьев и других живых видов, способны осознать это. Однако мы не в силах изменить природу вещей — мы можем изменить только наше отношение к ним. Эта линия рассуждений подводит нас к фундаментальной стоической идее о дихотомии контроля: смерть не «подчиняется» нашим решениям (однажды она неминуемо наступит), но мы, безусловно, можем повлиять на свое отношение к ней. Именно над этим можно и нужно работать.

Из этой второй идеи вытекает третья: аналогия между изучением человеческой и — странное сравнение! — лошадиной природы. Эпиктет напоминает, что мы боимся смерти только по причине своего незнания: если бы мы лучше знали и понимали человеческую сущность — как искусный наездник знает и понимает природу лошадей, — мы бы не относились так болезненно к перспективе своей смерти.

Понимая, что вышеприведенные доводы могут не переубедить твердолобых учеников вроде меня, Эпиктет, как хороший учитель, меняет тактику: «Так думаешь ли ты о том[127], что суть всех зол, неблагородства и малодушия у человека — это не смерть, а скорее страх смерти? Так вот, против него ты, у меня, упражняйся, сюда пусть будут направлены все рассуждения, упражнения на деле, чтения на занятиях, и ты узнаешь, что только так люди становятся свободными». Эту же идею выдвигали и другие стоики, например Сенека и мыслители последующих эпох, находившиеся под влиянием стоицизма, — такие как Монтень[128]. В этом-то и состоит главное предназначение философии — помочь нам глубже понять человеческую природу и показать, как лучше прожить жизнь, в том числе избавив нас от страха перед смертью. Даже противники стоиков, эпикурейцы, в этом соглашались с ними. Как писал основатель школы Эпикур в своем «Письме к Менекею»: «Стало быть, самое ужасное из зол[129], смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет».