Каюсь. Том 1

Я перечитывала сообщение раз за разом, пока оно не начало расплываться от подступивших к глазам слез. Они жгли, разъедали, как кислота, но я держалась из последних сил, чтобы не заплакать, не дать волю истерике, которую буду не в силах остановить, в которой захлебнусь. Утону в диком отчаянье и безысходности. А мне еще нужны силы, очень нужны! Чтобы хотя бы обрести какую-то стабильность, уверенность в завтрашнем дне, чтобы просто выжить в этом жестоком мире. А потом, когда врасту корнями в эту каменную, неудобренную почву, только тогда расслаблюсь. И втихомолку, по-бабьи так закушу подушку и буду выть ночью о маме, о своих мечтах, о том, как я могла бы жить, радуясь каждому дню, заботясь лишь о высшем балле по какой-нибудь дисциплине; о том, как могла бы ходить на свидания, флиртовать и говорить, что в голову взбредет, вместо того, чтобы глотать обиды, скалится сквозь слезы и утешать себя надеждами на что-то.

Только эти мысли еще сильнее травят душу и слезы, как не сглатывай, а все равно текут по щекам. Борюсь с ними еще пару секунд, а потом вновь пробегаю затуманенным взглядом по сообщению, и меня прорывает. Закусив костяшки на руках, трясусь всем телом и навзрыд, до болезненного воя, до срыва голоса плачу. Нет, даже не плачу, рву душу в клочья. Жалею себя, нагнетая и накручивая и без того непростую ситуацию.

Что же мне делать? Что делать?– повторяю вновь и вновь. Так страшно, одиноко и больно мне еще никогда не было.

Звонящий телефон вызывает панику и удушье. Мама и тетя Катя бьются изо всех сил, заваливая меня смс и звонками. После к ним присоединяется Лерка, но я уже не реагирую. Просто лежу, сверлю потолок бессмысленным взглядом. В какой-то момент жуткая истерика утихает, как и штурм моего телефона. Только эта тишина еще невыносимей. Чувство, будто жизнь оборвалась у меня, будто я призрак, на который всем наплевать. Поэтому, когда телефон вновь зазвонил, я была почти счастлива, особенно увидев, что это Гладышев.

Одиночество –страшная штука, когда в жизни полнейший бардак. Мысли сжирали, словно стая голодных гиен. Мне нужен был кто-то, чтобы забыться, даже если этот кто-то не поймет, что со мной происходит. Я больше не могла сидеть одна в этом номере и захлебываться безысходностью, поэтому схватила телефон, как утопающий спасательный круг.

– Ал… ло, – прошептала надорванным голосом, чтобы Олег не услышал мои всхлипы.

–Я выезжаю, напомни адрес. И говори громче, не слышу ничего.

Типичная Гладышевская манера «строго по делу» бодрит моментально, вызывая в моей душе раздражение. Интересно, он со всеми такой «не здрасте, ни насрать»? Почему-то думается мне, что да. Не в стиле Гладышева церемониться и шаркать ножкой. А может, его мама в детстве плохо воспитала? От этой мысли становится смешно. Даже странно, что у Гладышева есть мама. Дурацкая мысль, конечно. Просто Гладышев и мама – это то, что крайне сложно представить. Кажется, он родился уже таким взрослым, серьезным и занудным.

–Алло? Ты уснула там? –окончательно приводит он меня в чувство. И слава богу, лучше быть в бешенстве, чем в соплях.

–Тебя что, мама в детстве здороваться не учила?

–Мы уже сегодня здоровались, если ты забыла. За день одного раза вполне достаточно или ты так не считаешь? – поинтересовался он с издевкой.

–Я считаю, что ты зануда, Гладышев, и язва. Как тебя люди каждый день выносят – боюсь представить.

– И тем не менее, мы с тобой обсуждаем возможность встречи, – весело подкалывает он меня, что вызывает у меня улыбку и какое-то тепло.

–Ну-у, – тяну я, лихорадочно придумывая ответ, отчего сердце колотится, как сумасшедшее. С Гладышевым каждый разговор, как азартная игра: желание выиграть– не имеет границ, но главное азарт вызывает ни с чем несравнимое удовольствие. – У меня, понимаешь ли, Олег Саныч, особый пунктик. Вот многие бабы по мудакам тащатся, а я по занудам. Такая вот слабость. – с умным видом вещала я, едва сдерживая улыбку. Гладышев засмеялся.

–Не рановато такие выводы –то делать ? Как говорится, один раз – еще не пидор*с .

–У меня опыта, Олег Саныч, целых сто восемьдесят пять сантиметров…

–Сто восемьдесят семь, – поправил он меня небрежно.

–Сто восемьдесят семь, – провозгласила я торжественно, закатывая глаза. – И девяносто килограммов занудства.

–Восемьдесят шесть!

–А по ощущениям целый центнер.

–Ой, гореть твой жопе, девочка, – многообещающе сообщил он, отчего меня бросило в жар, но Гладышев не дал мне покайфовать и уже серьезно спросил. – Где ты?

Только я еще не готова была перейти к своим проблемам, поэтому шутливо возмутилась:

–Я что, похожа на дуру – после таких заявлений говорить, где я?

–Ты похожа на особу, нарывающуюся на знатную порку, –парирует он безапелляционно, а мне вновь душно от моих недетских фантазий.

–А «знатная порка» -это в каком смысле? –провокационно интересуюсь невинным голоском.

–Маленькая извращенка, – пожурил меня Гладышев и добавил тоном строгого учителя, – В том смысле, деточка, что ты еще неделю сидеть на заднице не сможешь.

–Ну, я же говорила – З-А-Н-У-Д-А!