Кайтусь-чародей

В библиотеке столько книг, что даже не знаешь, какую взять почитать, и все они потому кажутся неинтересными.

Неинтересными были и ребята, которых миллионер приглашал, чтобы они играли с Кайтусем.

Мальчики притворяются смельчаками, но предпочитают играть куклами, а не в войну, о казаках-разбойниках даже слушать не хотят — такие напуганные.

— Что тебе ещё купить? Кого пригласить? — спрашивает миллионер.

— Никого не надо. Тут всего вдоволь. Нe покупай, не приноси, не хочу, хватит.

Кайтусь чувствует себя, словно птица, попавшая в силки, словно ласточка перед отлётом в дальние края.

Он решил возвратиться в Варшаву.

Там уже, наверно, забыли про него и больше не разыскивают. Остров на Висле затопили и думают небось, что и волшебник убит.

— Почему ты не играешь на скрипке?

— Зачем?

— Почему не читаешь?

— От чтения портятся глаза.

— Почему не играешь с игрушками?

— Не хочется. Завтра.

Вернётся Кайтусь в Варшаву, прогонит двойника, занявшего его место.

А если он утратил чародейскую силу, то поедет, как все. Хотя ему уже удаётся разное мелкое волшебство. Просто что-то у него разладилось.

Либо нужно отдохнуть, либо начинать с самого начала.

«Хочу, чтобы под подушкой была шоколадка».

Иной раз она есть, иной раз нету.

«Хочу, чтобы в кармане лежал золотой».

Есть! Обрадовался Кайтусь, даже поцеловал монету.

«Хочу, чтобы у прохожего выпал из рук портфель… Чтобы эта женщина чихнула… Чтобы собака залаяла на девочку…»

То получается, то нет — как в самом начале.

Нужно ещё подождать…

И вот Кайтусь дождался.

Миллионер уехал, потому что на одной из его шахт шахтёры грозят объявить забастовку.

Кайтусю удалось выйти из парка. Он быстро вмешался и толпу прохожих. Сел в трамвай. А когда убедился, что никто его не преследует, изменил лицо, одежду и отправился в порт.

На большом белом щите написано, в какой день и час открывают пароходы. Кайтусь читает. Какой-то человек спрашивает его:

— Эй, малый! Чего ищешь?

— Работу ищу.

— Давай доллар, отведу, куда нужно.

Кайтусь дал ему пять долларов, сдачи не получил.

— А ну, все за мной!

Глядит Кайтусь, а около этого человека ещё с десяток мальчишек. Привёл он их к обшарпанному бараку, агентство по найму.

— Ждите здесь, оборванцы!

Стали их по очереди вызывать.

— What is your name? Wie alt bist du? Où demenres tu?{10} — спрашивает человек с трубкой.

Кайтусь отвечает по-английски, по-немецки, по-французски. Врёт на всех языках. Но никто не проверяет, просто записывают ответы в толстую книгу.

— Покажи руки. Покажи зубы. Ну, ну. Прочитай вот это и это.

На грязном, засаленном листке всего три слова: «Не воровать. Слушаться».

— Понял?

— Да.

Молодой шепнул что-то на ухо господину с трубкой. Тот взял в левую руку палку и, стуча Кайтусю по лбу указательным пальцем, грозным голосом произнёс на четырёх языках:

— Be obedient! Gehorsam sein! Sois obeissant! Sii ubbidiente!{11} Ясно?

— Ясно.

— Поставь подпись. Только не спутай. Пиши имя и фамилию, что стоят в твоей фальшивой метрике.

— Она вовсе не фальшивая.

— Молчать! Ишь гусь какой!

Так Кайтусь попал на пароход.

На тот же, на котором приплыл в Америку, но только теперь он был уже не кинозвездой, путешествующей в сопровождении секретаря, врача и учителя, и не пассажиром первого класса.

Мальчики-бои из судовой прислуги приняли его недружелюбно.

— Вещи какие-нибудь у тебя есть?

— Нет, не успел захватить.

— Сколько дал взятки?

— Нисколько не давал, — отвечал Кайтусь.

— Ври больше. А то бы без тебя тут не обошлись… Четыре языка знает, а башмаки есть просят… Ручки, как у барышни, а в голове небось вшей полно…

Кубрик тесный, тёмный. Кайтусь присел на сундучок, стульев-то нет.

— Ты чего это расселся на моём сундучке? Стой и дожидайся, пока не найдём тебе места. Где он будет спать? У нас в кубрике и без него душно, так что берите его к себе.

— У нас и так пятеро!

— Ты мне ещё поспорь!

— Раз его приняли на место Майкла, пусть он и спит на его койке. А то больно ты хитрый.

— Заткнись! Всего два месяца служит, а уже своё мнение высказывает. Вот поплавай год, как я, тогда и будешь говорить. Здесь распоряжаюсь я.

— Подумаешь, год плавает! Тоже мне, морской волк. У меня отец двадцать лет в матросах. У него две медали за спасение утопающих.

Спорщики чуть было не сцепились, но тут вошёл «рыжий», старший стюард из буфетной. Он был старшим над боями.

Он тоже плохо принял Кайтуся. Во-первых, потому, что был с похмелья перед отплытием, а во-вторых, был раздражён: как это без него приняли нового боя.

— Где этот новенький? Стой прямо, болван! Ишь красавчик! Небось сразу сляжешь от морской болезни.

— Точно, и ещё весь кубрик перепачкает. Пусть в коридорчике спит.

— Молчать! Спать будет там, где я скажу. Покажи зубы — чистые? Теперь руки. Так… Встань в дверях. Ноги вместе. Поклонись.

Кайтусь поклонился.

— Ещё раз. Кто тебя так учил? Ты что, ровне кланяешься? Ниже голову, морду не поднимай. Ещё ниже!

Ухватил «рыжий» Кайтуся за плечо, давит вниз, трясёт, толкает.

— Подай стакан воды. Живей шевелись! Не так! Не с той стороны! Улыбайся, скотина! Плохо. Снова. Спички есть? Возьми коробок в карман.

«Рыжий» уселся, сунул в рот папиросу, крикнул: