Кайтусь-чародей

— Скверно, весьма скверно. Печально, крайне печально, — сказал начальник уголовной полиции. — Мы потеряли лучшего сыщика. Никто не заменит его.

— Хорошо, просто великолепно. Радостно, чрезвычайно радостно, — говорили международные преступники, мошенники и грабители. — Никто не заменит его.

Двадцать лет Филипс упорно выслеживал и вылавливал преступников. Он брал наитруднейшие дела. Работал в одиночку. Из города в город, из гостиницы в гостиницу — поездом и самолётом, яхтой и мотоциклом. Порой целыми неделями никто понятия не имел, где он, что с ним. Давал о себе знать Филипс, только когда раскрывал всю шайку и её главаря.

Дело иногда оказывалось страшно трудным, и тогда завистливые сослуживцы толковали:

— Филипс не показывается, потому что ему стыдно. На этот раз у него не вышло.

И вдруг — хлоп! — телеграмма:

«Выслать пять метров полотна и десять метров сукна по такому-то адресу».

Это значит, что для ареста нужно пять полицейских в форме и десять агентов в штатском.

Когда преступников арестовывали. Филипс всегда стоял в сторонке, переодетый женщиной. Стоял с пистолетом, готовый в любой момент выстрелить. Однако ни разу он так и не выстрелил.

Он любил повторять полицейским:

— Ваше дело быстро схватить, кого следует, и не дать убежать. Моё — следить, чтобы никто из зевак не получил пулю.

Зеваки — это любопытные прохожие, сбегающиеся толпой, когда на улице что-то случается. Они-то больше всего мешают.

Филипс гордился, что при арестах никто никогда не был даже легко ранен.

— Здоровая полиция должна вылавливать здоровых преступников среди здоровых зевак. Арестовывать нужно людей, а не рубленые бифштексы.

Не нравилось сослуживцам, что Филипс вечно тянет с арестом. Уже всё знает, знает преступника, ходит за ним но пятам, а брать не разрешает.

— Их торопливость помогает нам ловить их, а наша тщательная работа не даёт им скрыться. Поторопишься — схватишь мелкого воришку, а тот, кто больше всего виноват, останется на свободе. Нарыв следует вскрывать так, чтобы вышел весь гной.

Однажды полиция разыскивала двоих грабителей и Берлине. Филипс же поймал не двоих, а целых девять, и не в Берлине, а в Вене. И так всегда: он ловил больше, чем предполагали, и не там, где думали.

Страшно опасен был «франт с чемоданчиком», главарь шайки мошенников. Он всегда носил с собой чемоданчик, где лежала бомба огромной взрывной силы, и похвалялся:

— Я свою жизнь дорого отдам.

Два месяца ходил и ездил за ним Филипс. Наконец всего лишь с одним полицейским он подошёл в театре во время представлсния к «франту».

— Наденьте этому человеку наручники.

— Мне наручники? — удивился «франт» и указал на чемоданчик.

— Я подменил чемоданчик. Ваша бомба у меня, а от моей вреда никому не будет.

— Врёте!

— Проверьте. Я не обманщик и не мошенник. Я даже свою визитную карточку положил в этот чемоданчик.

«Франт» побледнел.

Прекратите болтать, мешаете, — возмутился сосед Филипса.

— О, извините, — ответил Филипс.

И они просидели до самого конца представления. «Франт» тоже прослушал его до конца, только хлопать не мог, потому что был в наручниках.

Филипс послал в Варшаву такую телеграмму:

«Вторник. Продать жеребёнка. Сто метров атласа, сто шёлка, сто бархата».

А расшифровывалось это так:

«Арестовать мальчика. Сто полицейских должны встретить его на вокзале, сто — конвоировать, сто — охранять в тюрьме».

В полиции удивились:

— Наверное, какая-то ошибка. Подождём следующей телеграммы.

Они надеялись получить более точные указания: Филипс обычно посылал несколько телеграмм. Если одну перехватят, то особой беды не будет.

Но больше телеграмм не было. А уже вторник. Люди удивляются, с чего это на вокзале столько полиции. Подходит поезд. Полицейские ждут, присматриваются к приехавшим

Филипса всё нет, а из вагона первого класса выходит Кайтусь с повязкой на лбу.

— Стой! Кто тебя ранил?

— Никто. Поезд потерпел крушение, и я поранился.

— А где отец и мать?

— У этого поезда не было отца и матери.

— Давай без шуточек. С кем ты ехал?

— С Филипсом. Он едва успел мне представиться.

— Почему?

— Потому что отбросил копыта.

— Надеть ему наручники!

— Пожалуйста.

Начальник охраны в бешенстве.

— Что всё это значит? Пусть жеребёнок отчаянный и наглый, но сто человек на одного мальца — не слишком ли?

Отослал он своих людей обратно в казарму, а сам вместе с Кайтусем сел в тюремный фургон.

Поехали.

— Садись, чего стоишь?

— Да нет, я слежу через решётку, чтобы не слишком далеко меня завезли, — отвечает Кайтусь.

— Куда это ты собрался?

— Да уж не в тюрьму — домой. Что-то вы чересчур любопытничаете.

Кайтусь вроде и шутит, но на душе у него тревожно.

«Какое прощание, такая и встреча с родным городом», грустно улыбнулся он.

— Ну, хватит.

Глубоко вздохнул Кайтусь, глянул себе на руки, на руки конвоиру. Нахмурил брови. Прошептал веление.

— Чего ты на меня пялишься?

— Сейчас узнаете.

Повторил Кайтусь веление.

— Приятного путешествия, — произнёс он и открыл дверь тюремного фургона.

Начальник охраны в наручниках и с кляпом во рту на рысях едет в тюрьму, а жеребёнок ускакал.

Только теперь самонадеянный зазнайка понял, что Филипс был прав.