Нет, ещё ничего не закончилось. Ещё нам предстоит долгая и не менее мучительная, чем сама операция, реабилитация. И да, я ни хрена не готов к этому.
Но ей сейчас нужно знать, что я рядом. Плевать, что она ненавидит меня. Плевать, что я жалею о содеянном. Потому что изменить уже ничего не могу. Могу только попытаться исправить. Хотя бы частично.
Чувствую, как Варя расслабляется в моих руках и мне самому становится легче.
Сколько она страдала. Сколько страдала моя дочь.
Блядь, как я мог быть таким дебилом?! Почему ни разу за все эти годы не попытался узнать о ней? Ведь разлюбить так и не смог. И уже никогда не смогу.
Она пустила корни так глубоко в моём сердце, что осталось только вырвать вместе с ним.
— Спасибо, Господи, спасибо, — шептала, уткнувшись лицом мне в грудь и тихонько всхлипывала.
— Успокойся. Всё хорошо, — на самом деле был рад от того, что она сейчас рядом.
От того, что обнимает меня, пусть неосознанно, пусть это всего лишь иллюзия. Моя иллюзия. Моя мечта. Дурацкая и наивная, как фантазии ребёнка.
— Я хочу, чтобы ты знал. Я тебе не изменяла. Никогда, — подняла на меня взгляд и в груди, словно нож провернули.
Боль яркой болезненной вспышкой вонзилась в сердце и где-то внутри взвыл мой личный зверь.
Твою мать!
Нашла о чём поговорить в такой момент!
— Давай не будем об этом сейчас, — я и сам скоро всё узнаю, милая.
Я допускал уже мысль, что мои надежды могут не оправдаться и я узнаю то, после чего уже не смогу отбелить её в своих глазах.
И я боялся этого до жути.
Теперь, когда у меня появилась надежда, что, возможно, Варвара не предавала… Я не хотел с ней расставаться. Эта надежда позволяла мне жить, дышать. Да, безусловно я чувствовал свою вину и знал, что если мои опасения не оправдаются, то я окончательно возненавижу себя. За то, что избил, за дочь, за сломанную жизнь и долгие годы адских мучений.
Но, бля…
Запись!
Ебучая запись, которая сводит меня с ума день за днём!
А что, если это «липа»?
Нет, запись-то настоящая, сомнений нет. Но появилась больная мысль, что на ней не Варька.
А вдруг какую-нибудь актрисульку «обстрогали» под мою жену и засняли фильм. Но зачем? Это удовольствие не из дешёвых. Чтобы вот так точную копию воссоздать.
Не было в этом смысла.
Никто и ничего не поимел с этого и вряд ли смог бы.
Что же этот старый гондон Земской наворотил? И главное, зачем?
— А когда будем? На записи была не я, Дима. — голос Вари прорезался сквозь всю ту плесень, что пожирает мой мозг.
— Варя, хватит! — вот честно, не хотел её сейчас слушать.
Совершенно не хотел.
Не до этого мне сейчас. К чему снова разговоры ни о чём. Вот когда разгребём со Змеем эту грёбаную свалку, тогда и поговорим.
— Выслушай меня. Потому что, то, что я хочу сказать сейчас, всё изменит в корне, — отстранилась, опуская глаза.
Вот тут меня прошибло. Да так, что из глаз искры полетели.
— Говори, — единственное, что смог из себя выдавить.
Отчего-то знал, то, что услышу мне не понравится.
— На записи не я. Там моя сестра, — проговорила на одном дыхании и снова в глаза мне смотрит, а меня словно парализовало.
Не могу пошевелиться, вздохнуть не могу. В зобу, что называется, спёрло и никак не продохнуть.
— Какая нахуй сестра, Варь? Чего ты несёшь сейчас? — голос сел, а перед глазами туман, мать его.
КАКАЯ ЕЩЁ СЕСТРА, БЛЯДЬ?!
— У меня была сестра-близняшка. Мы одинаковые внешне… Это всё отец… Он… — больше говорить не смогла, лишь заплакала, хватая бледными губами воздух.
СЕСТРА.
Вот какая тайна хранилась под задницей Земского.
Блядство!
Какое блядство!
Сам того не осознавая, хватаю её подбородок, а второй рукой за волосы и тяну на себя.
— Почему ты молчала до сих пор?! Какого хуя, ты молчала, сучка?! — клянусь, в этот момент еле сдержался, чтобы не всыпать ей пиздюлей, да только однажды уже вкатил по самое нехочу, не знаю теперь, как пережить это. — Почему я ничего не знал?! Отвечай! Почему я не знал о твоей сестре?! — встряхиваю её так, что почти отрывается от пола. — Отвечай, Варя!
И она начинает рассказывать. Смотрит мне в глаза и говорит, говорит…
А я не могу поверить.
Не могу принять того, что, оказывается, совершенно ни хрена не знал о своей жене.
Мы прожили в браке три года и мне, наивному болвану, казалось, что роднее её не было у меня никого.
Оказывается, она тоже была чужой. Настолько чужой, что не доверила мне свои тайны, свою боль.
И теперь вся эта хуйня обрушилась на нас таким камнепадом, что выбраться из-под него не под силу никому из нас.
Она замолкает, а я впадаю в ступор.
Вот, значит, кто такая Катя.
Именно поэтому Земской мочил ни в чём не повинных людей. Просто за то, что знали правду.
И Варя знала. Знала и молчала. Защищала старого ублюдка, вместо того, чтобы защищать себя от него!
— Так ты говоришь, мертва сестра?
Кивает, смахивая со щек слёзы.