Каин

Его разум затуманен и добиться от Каина здравомыслия сейчас не является возможным. Он впал в безумие, а я вместе с ним. Иначе как объяснить тот факт, что между ног стало влажно.

Словно сумасшедшая, о которых снимают фильмы. Её избивают, мучают, насилуют, а она тает от одного прикосновения садиста. Будь ты проклят, Каин! Гори ты синим пламенем за то, что снова вернулся в мою жизнь и лишил меня покоя!

Он одной рукой поднимает мою юбку, а второй подхватывает за ягодицы и я уже вжата в стену так, что не вдохнуть. Цепляюсь за его плечи и где-то за гранью сознания слышу, как расстегивается молния на его джинсах. Треск колгот и трусы в сторону. Слышу свой крик и его горячую упругую плоть внутри себя.

Инстинктивно обвиваю его ногами и выгибаюсь от сильных быстрых толчков.

Чей-то всхлип, кажется мой, и его частое дыхание на моей щеке. Он смотрит мне в глаза неотрывно, не моргая, и во взгляде его столько ярости, что я задыхаюсь.

Перед оргазмом обычно бывает тяжесть в животе и пояснице, по кончикам пальцев пробегает ток, темнеет в глазах.

Сейчас же ничего этого не было. Лишь пропасть, падая в которую я закричала так, что, кажется, услышала эхо в шахте лифта. Моё тело сотрясали судороги и в этих конвульсиях я утонула, разбилась окончательно. Так, что не собрать.

Каин вздрогнул и, войдя в меня до предела, замер, изливаясь с тихим хриплым стоном.

* * *

Молча помешивает кофе и задумчиво смотрит на парочку голубков за соседним столиком.

Нет, мне не хочется знать о чём она сейчас думает. Потому что знаю, нет там ничего светлого и хорошего. Там лишь боль. Тьма непроглядная, в которой погрязли мы оба.

В который раз за этот адский день силюсь осмыслить всё… И нет, не получается.

А ведь я даже на минуту не усомнился в том, что Дана моя дочь. Я чувствовал это подсознательно ещё когда нёс её утром на руках. Словно смотрел на своё отражение, но не понял, что служит этому причиной.

МОЯ дочь.

Маленькая кроха, в которой течёт МОЯ кровь.

Кровь мудака, покалечившего собственного ребёнка.

— Почему Даниэлла?

— Мне всегда нравилось это имя, — пожала плечами.

— Хм… А я не знал.

— Ты вообще мало что знал обо мне, — отвернулась к окну, постукивая пальцами по чашке с кофе, а мне захотелось взвыть.

Да, я действительно тебя плохо знал, Варвара. Настолько плохо, что даже не смог разглядеть, что ты ускользаешь из моих рук.

И даже не в том дело, что она спала с папашиными дружками, а в том, что я уже сомневаюсь в этом.

Я чувствую в своей руке эту нить, но она такая тонкая, что рвётся, стоит немного потянуть.

Не даёт покоя одна мысль… Наивная и сентиментальная мыслишка, конечно. Но… Как может быть гнилой шлюхой та, что так любит своего ребёнка? Или может я просто слепой болван, которого опять обвели вокруг пальца? Да что там, меня завертели вокруг своей оси и трижды поимели. Но я хочу верить ей. Так хочу верить, как не хотел даже тогда.

— Нам нужно решить по поводу Даны, — не смотрю на неё, потому что знаю, как сейчас исказится её лицо.

— Нам не о чем говорить. То, что ты трахнул меня в лифте не значит, что мы теперь заживём как одна крепкая семья. Ты никто нам. Чужой, — её слова режут меня на части, но эту боль я переживу, гораздо страшнее та, что сидит внутри и царапает блядскими когтями, оставляя лишь кровавые борозды.

Нет, мне не жаль себя. Я даже хочу, чтобы эти мучения никогда не заканчивались. Только так я чувствую себя живым. Только так могу смотреть в зеркало. В лицо ублюдку, искалечившему мою дочь. Смотреть на него и ненавидеть, презирать эту тварь.

— Нам сейчас нужно думать не о себе, а о дочери, — пытаюсь говорить спокойно, пока не сорвало башню окончательно. — Ей понадобится…

— Нам?! Нет «нас», Каин! Нет и быть не может! Ты не заберёшь мою дочь! Даже если придётся перерезать тебе глотку, я не отдам её!

Блядь!

Бью по столу так, что кофе из чашек выплёскивается на скатерть, а Варька подпрыгивает на месте.

Испуганная официантка замирает у соседнего стола, ожидая, видимо, ещё чего похуже.

— Дане понадобится реабилитация и профессиональный уход! Я не могу изменить прошлое! Не могу, блядь! Но я могу поставить её на ноги! И если для этого придётся посадить тебя на цепь — сделаю это! Поняла?!

Варвара замолкает и, судя по закрытым глазам, пытается прийти в себя.

Да, Варенька. Давай. Дыши и думай. Всё равно уже никуда не денешься.

И пусть я последний мудак и урод, но ты моя и моей останешься. И дочь свою я не оставлю больше. Вспоминаю личико мелкой и в груди так жжёт, словно раскалённых углей туда натолкали.

— Что ты предлагаешь? — всё также смотрит на эту ебучую чашку, а мне хочется схватить её за подбородок и заставить смотреть в глаза.

— Пока она будет в больнице я оборудую комнату для неё и медсестры.

— Дай угадаю, в твоём доме? — в её голосе так и проскальзывают едкие нотки, но я уже могу себя контролировать и мыслить здраво.

— А ты хочешь предложить скворечник своей подружки?

Поджимает губы и вздыхает.