Кафедра

На висящих в коридоре часах – пятнадцать минут седьмого. Рабочий день уже закончился, но Рогозина не выкуркивает из кабинета – должно быть, мои вопросы пугают ее куда больше, нежели опоздание домой.

– Вы не волнуйтесь, Алиса Афанасьевна, – угадывает мои мысли Анастасия, – я ее сейчас уговорю. Только в обмен на это вы с Александром Дмитриевичем подбросите нас с Андрюшкой до дома. Я-то сама могла бы и пешком дойти, но на улице мороз, а Андрей у меня быстро простужается.

– Мы подбросим вас, даже если вы не сумеете уговорить Таню.

– Сумею, – смеется Настя. – Она у нас боязливая очень. Скажу только, что после отказа отвечать на вопросы она станет основной подозреваемой, как она тут же переменит свое решение.

– Ну, зачем же так… – начинаю я, но Степанцова, не слушая, скрывается за дверями кафедры.

Через пять минут они выходят оттуда уже втроем.

Мы загружаемся в машину, причем Рогозина категорически отказывается сесть на переднее сидение, и там размещается Степанцова. Маленький Андрюша, познакомившись с «дядей Сашей», усаживается между мной и Таней.

Сашка включает «Авторадио», и Настя тут же принимается подпевать Сердючке про «Читу-дриту». Голос у нее, кстати, оказывается очень неплохой.

– А дядя Саша покатает нас по городу?

– Нет, мой хороший, – щебечет Настя, – дядя Саша едет по делам. Он, может быть, покатает нас в другой раз.

– С удовольствием, – говорит тот.

Мальчик удовлетворенно улыбается.

Мы добираемся до дома Степанцовых за пять минут. Сашка высаживает Настю с сыном у подъезда, машет им рукой и выключает музыку.

– Ну, вот, Таня, теперь можно и поговорить.

Она вздыхает, но не смеет возразить.

– Так как вы торопитесь домой, а мы вовсе не собираемся вас задерживать, перейдем прямо к делу, – чеканит он каждое слово. – Во-первых, хочу сказать, что вы – единственный человек, который получил прямую выгоду от того, что заявка на грант не была отправлена. А потому спрошу напрямик – вы имеете отношение к этому случаю?

Ее глаза становятся круглыми от страха.

– Н-нет.

– Но вы же знали, что должность лаборанта будет сокращена, если кафедра выиграет конкурс?

Она отвечает не сразу.

– Да, знала.

– И вам пришлось бы искать новую работу.

– Да, пришлось бы, – голос ее по-прежнему звучит чуть слышно. – Но мне всё равно придется это делать.

И торопливо объясняет:

– Мне нравится работать в университете, но зарплаты тут маленькие – сами же знаете, – едва хватает на еду, не говоря уже о чём-то большем.

– Тогда почему вы здесь работаете?

Она дергает худенькими плечами.

– А какие у меня варианты? У меня нет специального образования. Только курсы. Но весной я оканчиваю колледж. Буду искать работу бухгалтера.

В голосе ее звучит гордость, и Сашка хвалит:

– Это здорово!

– Да.

Я впервые вижу, как она улыбается.

– А о высшем образовании вы пока не задумываетесь?

– Задумываюсь, – кивает она. – Сейчас почти все бухгалтеры имеют дипломы вузов. Но у меня пока нет такой возможности. Вот, если найду новую работу…

– А до поступления в колледж вы нигде не учились?

Она качает головой:

– Нигде. Сразу после школы пошла работать нянечкой в детский садик. А потом поняла, что учиться всё-таки нужно.

– А о пропаже договора с мэрией вы тоже ничего не знаете?

Она снова напрягается.

– Не знаю. А если вы подозреваете меня потому, что мне проще всего было взять этот договор, потому что я почти целый рабочий день на кафедре нахожусь, то совершенно напрасно – у меня нет привычки рыться в чужих бумагах. И я знаю, как серьезно Алла Сергеевна относится к документам, и стараюсь не трогать ничего на ее столе. И мне нравится работать на кафедре. И если бы зарплата здесь была хоть немного побольше, я и вовсе ничего другого бы не искала. А Вадима Александровича я уважаю и вовсе не хочу ему навредить.

Я спрашиваю ее и о компьютере Кирсанова, и о краже картины. Ответ один – «я ничего не знаю».

Она едва сдерживается, чтобы не расплакаться.

– И про девушку на складе я ничего не знаю! Я и в полиции так сказала. А они всё спрашивали и спрашивали.

Кажется, еще секунда – и у нее начнется истерика. Сашка взглядом просит меня молчать. Как будто бы я сама не понимаю.

Он предлагает довезти ее до самого подъезда, но она настаивает, чтобы мы высадили ее на автобусной остановке. Хлопает дверь, и она бредет по протоптанной в снегу тропинке – маленькая худенькая девочка, не по сезону обутая в кроссовки. А мы долго смотрим ей вслед.

– Это была последняя ниточка, – говорит Сашка.

– Да, – соглашаюсь я. – И она ни к чему не привела. Думаю, нужно встретиться с Кирсановым – поделиться впечатлениями и признать, что ничего не получилось. Можно еще попробовать каждому из нас высказать собственное мнение. А дальше – пусть Вадим думает сам.