Сидели в саду допоздна, но потом разговоры и смех стали увядать, и хозяйка Катя предложила всем идти спать. Спать и вправду хотелось. В доме было две комнаты, Сева думал — одна для девушек, другая для парней. Но Катя сказала:
— Ты, Лёля, ложись с Севочкой на диване, мы с Витей тут, на матрасе, на полу. И Лене с Толиком есть ещё матрасик.
И убежала во вторую комнату расквартировывать других гостей.
Сева хотел лечь одетым, но побоялся, что утром брюки окажутся сильно мятые. Он остался в футболке и плавках, и тут же к нему под одеяло нырнула Олечка в одной комбинации. Он обнял её, шепнул: «Спокойной ночи», и почти сразу заснул, не слыша, как укладываются другие.
Просыпался он медленно: какой-то звук неумолимо вползал в сознание, тело словно обдувал лёгкий навязчивый сквознячок. Вот он открыл глаза и сощурился: комната была тускло освещена, а по груди и плечам его гладили Олины руки, быстро и горячо касались её губы и она приговаривала:
— Проснись, Севочка, я не могу, проснись!
Шум доносился от пола. Сева повернулся в ту сторону и испуганно отпрянул. Там, на матрасе, голые, вцепившись друг в друга катались, постанывая, Катюша и Виктор. Парень впился губами, причмокивая, в один сосок женщины, его рука терзала другой её сосок, животы вжимались один в один, её ноги обхватывали поясницу парня и пятки колотили по его телу. Вдруг Виктор выпрямился и, стоя на коленях, стал резкими бросками посылать себя вперёд — всё быстрее и быстрее… Сева не мог оторвать от них взгляд, а сердце бешено колотилось. Но вот он почувствовал, что Оля спускает с него плавки. Он внезапно пришёл в себя, повернулся к ней. Ему казалось, он сейчас её оттолкнёт, может даже ударит! Но он увидел её огромные молящие глаза, голое тело с торчащими грудями… И зарычал по-звериному, и обхватил судорожно, и вошёл — нет, вонзился в неё, продолжая хрипло стонать и в бредовом мороке слышать её крики и всхлипы… Когда все кончилось и он лёг на спину, в висках больно стучало, сам он был опустошён и апатичен, думать о том, что произошло, не хотелось. Но Оля, восторженно прижимаясь к нему, шептала:
— Севка, ты супермен! С ума сойти! Я так и знала, что тебя это возбудит, так и знала!
И что-то ещё говорила, он не слушал. Только обрывок уловил:
— Тебе понравится! Вот увидишь…
Она скользнула, проструилась по нему всем телом к краю дивана. Севе было всё равно, куда она идёт. Он пытался удержать себя от окончательного понимания всего происшедшего, справиться с подступившей гадливостью и тошнотой. И как раз в этот момент он услышал вновь внизу громкую возню, визг, крик:
— Севка, иди к нам, тебя тут не хватает!
С расширенными глазами он повернулся и не сразу понял, что перед ним клубок из трёх девушек и двух парней. Перед глазами поплыли груди, ягодицы, волосатые ноги, торчащие из них наросты… Мелькнуло Олино лицо, улыбка, искажённая вожделением в гримасу. Её тонкая рука из-под чьего-то плеча махнула призывно:
— Иди скорее, с ума сойти, как здорово!
Всеволод вскочил, схватил в охапку свои вещи, сложенные в углу дивана, бегом бросился на веранду, скатился с крыльца в сад. Там его вывернуло наизнанку — судорожно, со всхлипами. Немного придя в себя, он ощупью нашёл колонку, умылся, оделся. И пошёл по ночному посёлку, скудно освещённому фонарями, туда, откуда доносились перестук колёс и гудки. Он всегда хорошо ориентировался на местности и вскоре вышел к железной дороге, прямо к маленькой беседке на платформе. Здесь было пусто, первая электричка пойдёт, наверное, рано утром. Сева сел на скамейку, глубоко дыша и ощущая босыми ногами прохладу земли. В пылу своего бегства он не вспомнил о туфлях и не жалел об этом.
Налетел ещё один скорый поезд, обдав парня порывом ветра, пахнущего железом и дальними странами. Этот ветер сдул с него липкий гадливый пот похоти. Он задохнулся, но не отвернул лица. И пока вагоны грохотали мимо, дышал открытым ртом…
На работе он попросил отпуск и почти сразу уехал в свой северный город, где лето бывает знойнее и благодатнее, чем на юге. Уехал в мир детских воспоминаний, юношеских привязанностей, участливого понимания, добросердечия и дружбы. Вернулся обновлённый, но тревога сжимала сердце. Впрочем, она тут же растворилась, лишь он узнал от ребят в общежитии, что суд над Ларионовым состоялся, Ольга получила развод и уехала с каким-то мужчиной совсем из города.
И вот на своей общежитской кухне, глядя на закипающий на плите чайник, но ничего не видя, слыша, как в тумане, Ларисин голос, Всеволод с тоской думал: «Как всё в жизни связано! За всё надо расплачиваться».
Лариса написала Славке короткое письмо. Что-то вроде: нельзя вернуть прошлое, прости, если виновата, выхожу замуж, надеюсь, и ты ещё будешь счастлив, ведь мы так молоды…