К востоку от Эдема

«Да, разумеется, все дело в глазах, – подумал Сэмюэл. – Только дважды в жизни я видел такие странные глаза, в которых нет ничего человеческого. А может быть, во всем виноваты ночь и яркая луна на небе? Ну скажите на милость, какая связь между золотоволосым злодеем, повешенным много лет назад, и прелестной хрупкой женщиной, ожидающей ребенка? Нет, Лайза определенно права: безудержная фантазия увлечет меня прямиком в геенну огненную. Надо выбросить эту чушь из головы, а то так и буду искать в этом невинном дитя источник всех зол. Вот так и попадаешь в ловушку, расставленную собственным воображением. А теперь обдумай еще раз все хорошенько и забудь. Может быть, необычен разрез глаз или цвет? Нет, все дело во взгляде, а форма и цвет тут ни при чем. Так что же в ее взгляде зловещего? Разве не может быть такой же взгляд на лике святого? Все, хватит фантазировать, и больше никогда не забивай себе голову подобными глупостями. – Сэмюэл зябко поежился. – Нельзя давать воли черным мыслям», – напоследок решил он.

Дабы искупить вину за непотребные мысли, Сэмюэл дал себе слово всеми силами способствовать созданию райского сада в Салинас-Вэлли.

2

Утром Сэмюэл зашел на кухню и застал там Лайзу, которая с грозным видом расхаживала перед печью, словно загнанный в клетку леопард. Круглые, похожие на спелые яблоки щеки жены горели гневным румянцем. Вьюшка была открыта, и в растопленной печи гудел огонь, разогревая духовку для выпечки хлеба. Белые караваи подходили на противнях в ожидании своего часа. Лайза, как обычно, встала еще до рассвета. Валяться в постели после восхода солнца считалось таким же грехом, как и прогулки после заката, так как в обоих случаях наносился удар по добродетели. Лишь одному человеку на свете разрешалось безнаказанно нежиться на хрустящих отутюженных простынях, когда солнышко уже вовсю светило на небе, а утро приближалось к полудню. Этим счастливцем был младшенький Джо. Из всех детей на ранчо с родителями жили только Том и Джо. Рослый рыжеволосый Том, уже успевший отрастить красивые пышные усы, сидел за столом, предварительно опустив и застегнув рукава рубашки, как того требовали хорошие манеры. Лайза лила из ковшика тесто на раскаленную сковородку, и оладьи разбухали на глазах, словно взбитые подушки, образуя по всей поверхности извергающиеся вулканы, постепенно застывающие в кратеры. Вот тогда Лайза переворачивала их на другую сторону. Готовые оладьи манили аппетитной золотистой корочкой с коричневатыми разводами, наполняя кухню соблазнительным сладким ароматом.

Сэмюэл зашел в дом со двора. Он уже успел умыться, и на лице и бороде поблескивали капельки воды. Прежде чем появиться на кухне, он опустил рукава синей рубашки. В доме миссис Гамильтон не позволялось садиться за стол с закатанными рукавами. Подобное безобразие разоблачало либо полного невежу, либо человека, умышленно пренебрегающего хорошими манерами.

– Матушка, я малость задержался, – начал Сэмюэл, но жена даже не удостоила его взглядом. Лопаточка сновала в ее руках со скоростью бросающейся на несчастную жертву змеи, и горячие оладьи с шипением шлепались белыми боками на сковородку.

– И когда же ты вернулся домой? – поинтересовалась наконец Лайза.

– Ох, очень поздно, часов в одиннадцать. Я не посмотрел, боялся тебя разбудить.

– Меня ты не разбудил, – с мрачным видом заявила Лайза. – Ты, наверное, решил, что рыскать всю ночь невесть где – вполне достойное занятие для приличного человека, а вот Господь Бог думает иначе и поступит с грешником, как он того заслуживает. – Все знали, что Лайза и Господь Бог придерживаются одинаковых убеждений по большинству вопросов. Повернувшись к сыну, она поставила перед ним тарелку, полную горячих хрустящих оладий. – Ну и что делается в поместье Санчеса? – обратилась Лайза к мужу.

Сэмюэл подошел к жене и, наклонившись с высоты своего немалого роста, поцеловал в румяную круглую щечку.

– Доброе утро, матушка. Благослови меня.

– Благослови Господь, – машинально откликнулась Лайза.

Сэмюэл сел за стол и, благословив сына, сообщил:

– Мистер Траск задумал большие перемены. Перестраивает старый дом. Хочет приспособить его для жилья.

Лайза тут же оторвалась от плиты:

– Тот, где годами жили коровы и свиньи?

– Ну, он перестелил полы, заменил оконные рамы. Все новенькое, свежевыкрашенное.

– Свинячий дух ничем не истребить, – не допускающим возражений тоном заявила Лайза. – Эту вонь не вывести ни водой, ни краской.

– Матушка, но я же заходил внутрь, осмотрел весь дом и ничего не почувствовал, кроме запаха свежей краски.

– А когда краска высохнет, снова будет пахнуть свиньями, – настаивала Лайза.

– Он разбил сад, провел по нему ручей и подготовил место для цветника. Собирается выращивать розы и прочие цветы. Некоторые кустарники выписал из Бостона.

– И как только Господь допускает подобные безумства, – с суровым видом заявила Лайза. – Я тоже люблю розы, но чтобы вот так швырять деньги на ветер…

– Он обещал и мне дать пару черенков, – похвастался Сэмюэл.

Том уже доел оладьи и помешивал ложечкой кофе.