К востоку от Эдема

Лето было в разгаре, река Салинас ушла под землю, и только под высокими берегами остались зеленые лужи стоячей воды. Домашняя скотина весь день дремала под ивами и только к вечеру выходила на пастбища. Трава пожухла, а днем по долине гулял ветер, поднимая густые облака пыли, которые взвивались в небо, чуть ли не до самых горных вершин. В тех местах, где ветер выдул почву, на поверхности виднелись спутанные клубки корней овсюга. Над отполированной ветром долиной носились клочья соломы и ветки, цепляясь за встречные кусты и деревья. Ветер играл мелкими камушками, и они перекатывались зигзагами по пыльной земле.

Теперь стало окончательно ясно, почему Санчес построил дом в укромной ложбине, куда ветер не доносил пыльные облака, а в слегка обмелевшем ручье по-прежнему журчала холодная чистая вода. Однако Адама при виде пересохшей пыльной земли охватила паника, присущая всем переселенцам, приехавшим в Калифорнию из восточной части страны. В Коннектикуте, если в течение двух недель нет дождей, лето считается сухим, а уж если без дождей прошел целый месяц, люди говорят о засухе. Если окрестности не покрыты густой зеленью, значит, земля умирает. Однако в Калифорнии с конца мая до начала ноября дождей практически не бывает, и как ни убеждай переселенца с Восточного побережья, что для здешних краев это обычное явление, ему все равно думается, что в засушливые месяцы земля страдает от тяжелой болезни.

Адам написал записку, в которой просил Сэмюэла приехать и обсудить закладку колодцев, и отправил Ли на ферму к Гамильтонам.

Выйдя из повозки Трасков, Ли увидел сидящего в тени Сэмюэла, который следил, как сын Том мастерит капкан собственного изобретения для ловли енотов. Китаец по привычке спрятал руки в рукава и ждал, пока Сэмюэл прочтет записку.

– Том, – обратился он к сыну, – справишься с хозяйством, пока я съезжу переговорить с соседом, изнывающим без воды?

– Почему не взять меня с собой? Возможно, тебе потребуется помощь.

– В разговорах мне помощники не нужны. Как я понимаю, до бурения колодцев еще далеко. Это дело тонкое, и надо все обсудить. На каждую лопату земли придется примерно по пятьсот или шестьсот слов.

– А я хочу поехать с тобой. Ведь ты отправляешься к мистеру Траску. А я с ним даже не познакомился, когда он был на нашей ферме.

– Поедешь, когда начнем копать. Я тебя старше и право вести переговоры оставляю за собой. Кстати, Том, енот просунет вон туда лапку и сбежит. Ты же знаешь, какие они сообразительные.

– А вот эту штучку видишь? Завинчивается и опускается вот в этом месте. Из такого капкана даже тебе не выбраться.

– Ну, я же не такой умник, как енот. Хотя, похоже, ты и правда все продумал. Том, сынок, оседлай Акафиста, а я схожу к матери предупрежу, что уезжаю.

– Я на повозке плиехал, – вмешался Ли.

– Но мне же и домой придется возвращаться.

– Я пливезу назад.

– Вздор, – возразил Сэмюэл. – Я привяжу лошадь к повозке, а назад вернусь верхом.

Сэмюэл уселся на козлах рядом с Ли, а привязанная к повозке лошадь плелась сзади, тяжело перебирая сбитыми копытами.

– Как тебя зовут? – дружелюбно поинтересовался Сэмюэл.

– Ли. Есть длугие имена. Ли – моя папа имя. Вся наса семья Ли зовут.

– Я много читал о Китае. Ты в Китае родился?

– Нет, здесь.

Сэмюэл долго молчал, пока повозка сползала по колее в покрытую пылью долину.

– Ли, – прервал он наконец молчание, – не хочу тебя обидеть, но никак не возьму в толк, почему вы, китайцы, до сих пор говорите на какой-то тарабарщине. Ведь даже вылезшая из ирландских болот неграмотная дубина, у которой в голове только гэльский, а язык еле ворочается, прожив здесь десяток лет, начинает сносно болтать по-английски.

– Моя говоли как китайса, – усмехнулся Ли.

– Ладно, наверное, у тебя имеются свои причины, и вообще дело не мое, но только прости, Ли, я тебе не верю.

Ли бросил быстрый взгляд на спутника. Глаза под полукруглыми веками открылись шире, утрачивая безликое, отстраненное выражение, и засветились теплом и пониманием:

– Дело не только в том, что так удобно, – хмыкнул Ли. – И даже не в желании защититься. Чаще всего приходится так разговаривать, чтобы люди нас понимали.

Сэмюэл не подал вида, что заметил происшедшую с Ли перемену.

– Два довода мне понятны, а что до третьего – никак не уловлю смысла.

– Знаю, в это трудно поверить, но подобные вещи случаются со мной и моими друзьями на каждом шагу, и мы принимаем их как должное. Если я подойду к какой-нибудь даме или джентльмену и заговорю, как сейчас, меня просто не поймут.

– Это почему же?

– Они слушают то, что хотят услышать. Хороший английский язык из моих уст они не воспримут, а следовательно, и не поймут.

– Невероятно! А как же я тебя понимаю?

– Вот потому я с вами и разговариваю. Вы – один из немногих, кто умеет смотреть на мир без предубеждения и видит то, что есть на самом деле, тогда как большинство людей видят то, что им хочется увидеть.

– Вот уж никогда бы не додумался. Правда, мне не приходилось ни с чем подобным сталкиваться, но в твоих словах есть доля истины. Знаешь, я рад, что мы разговорились. Хочется о многом тебя расспросить.