К востоку от Эдема

– Я уберу, я сохраню их для тебя, – перебил его Кэл.

– Нет, я никогда не возьму эти деньги. Я был бы счастлив, если бы ты подарил мне… ну, например, то, чем гордится твой брат, – увлеченность делом, радость от своих успехов. Деньги, даже честные деньги, не идут ни в какое сравнение с такими вещами. – Лоб у Адама разгладился, он добавил: – Ты рассердился на меня, сын? Не надо. Живи правильно – это будет мне самый дорогой подарок. Я буду беречь его.

Кэл чувствовал, что задыхается, во рту было горько, по лбу струится пот. Он вскочил и, опрокинув стул, выбежал из гостиной, сдерживая рыдания.

– Не сердись, сын! – крикнул Адам вдогонку.

Никто не полез утешать Кэла. Он сидел у себя за столом, подперев голову руками. Он думал, что вот-вот расплачется, но глаза его оставались сухими. Ему было бы легче от слез, но они будто испарялись от раскаленного чугуна, который заливал ему голову.

Немного погодя Кэл отдышался и почувствовал, как потихоньку, словно украдкой, зашевелились в мозгу нехорошие мысли. Сделав усилие, он вытеснил их в дальний угол сознания, однако и там, в глубине, они продолжали свою коварную работу. Кэл оборонялся от них как мог, но ненависть разливалась по всему телу, отравляя каждый его нерв и каждую клеточку. Он со страхом чувствовал, что теряет самообладание.

Потом настал момент, когда он перестал владеть собой, но и страх тоже прошел, и, превозмогая боль, торжествующе вспыхнул мозг. Рука Кэла потянулась к карандашу и сама собой начала выписывать на блокноте тугие спиральки. Когда часом позже в комнату вошел Ли, бумага была сплошь изрисована спиральками, десятки и десятки – одна другой меньше. Кэл даже головы не поднял. Ли тихонько притворил за собой дверь.

– Я вот кофе тебе принес.

– Я не хочу… впрочем, давай. И спасибо тебе, Ли. Так мило с твоей стороны.

– Перестань! – сказал Ли. – Немедленно перестань, слышишь?

– Что «перестань»? Что я должен перестать?

Ли заговорил, словно нехотя:

– Ты вот однажды пожаловался, что это есть в тебе самом. Помнишь, что я ответил? Я ответил, что это можно побороть… при желании.

– Что побороть, Ли? Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Ты меня совсем не слушаешь, Кэл. Не желаешь слушать. Неужели ты на самом деле не понимаешь, что я хочу сказать?

– Я слушаю тебя, Ли. Что ты хочешь сказать?

– Он просто не мог поступить иначе. Это у него в натуре, а против собственной натуры не пойдешь. У него нет другого выхода, а у тебя есть. Слышишь меня? У тебя есть выход.

Спиральки делались все мельче и мельче, линии соприкасались, соединялись, сливались, образуя одно черное блестящее пятно.

– Тебе не кажется, что ты поднимаешь шум по пустякам? – хладнокровно проговорил Кэл. – Неизвестно что воображаешь. Послушать тебя, можно подумать, что я кого-то убил. Брось придумывать, Ли, честное слово, хватит.

Ли ничего не ответил. Кэл обернулся – его уже не было в комнате. На столе стояла дымящаяся чашка. Кэл чуть ли не залпом выпил горячий кофе и спустился в гостиную.

Адам поднял на него жалостный взгляд.

– Прости меня, отец, – сказал Кэл. – Я не знал, что ты так к этому отнесешься. – Он взял пакет с деньгами с камина, куда его положили, и сунул обратно во внутренний карман пиджака. – Я подумаю, что сделать с этими деньгами. – Потом добавил как бы между прочим: – А где все?

– Абре надо было домой, Арон пошел ее провожать А Ли куда-то вышел.

– И я, пожалуй, пройдусь, – сказал Кэл.

4

На дворе уже спустилась ноябрьская ночь. Кэл приоткрыл переднюю дверь и на белеющей стене «Французской прачечной» через улицу увидел очертания фигуры Ли. Он сидел на ступеньках, и тяжелое пальто его торчало горбом.

Кэл потихоньку прикрыл дверь и прошел гостиной в кухню. «От шампанского пить хочется», – сказал он. Отец не поднял головы.

Кэл выскользнул во двор, пошел между редеющими грядками, предметом особой заботы Ли. Потом перелез через высокий забор, ступил на доску, служившую мостками через канаву с черной водой, и тесным переулком между Лэнговой пекарней и мастерской местного жестянщика выбрался на Кастровилльскую улицу.

По ней он дошел до Каменной, где стоит католическая церковь, взял налево, миновал дома Каррьяго, Уилсонов, Забала и у дома Стейнбеков снова повернул налево, на Центральный проспект. Еще два квартала, и он был у школы на Западной стороне.

Тополя перед школьным двором почти облетели, лишь кое-где покачивались под вечерним ветром пожухлые листья.

Внутри у Кэла все как будто онемело. Он даже не замечал холода, которым несло с гор. Впереди, через несколько домов, он увидел человека – тот пересекал круг света, падающий от фонаря, и направлялся в его сторону. По походке и по фигуре он узнал брата, и вообще он знал, что встретит его тут.

Кэл замедлил шаги и, когда Арон приблизился, окликнул его:

– Эй, а я тебя ищу.

– Ты уж извини меня за сегодняшнее, – сказал Арон.

– Ты тут ни при чем… Ладно, не будем об этом. – Братья пошли рядом. – Не хочешь со мной? – спросил Кэл. – Могу кое-что показать.

– Что именно?

– Сам увидишь. Думаю, тебе будет интересно. Очень интересно.

– Только если недолго.

– Нет, совсем недолго.