К востоку от Эдема

– Будет тебе завтрак! – воскликнул Том, открывая дверцу плиты и яростно ворочая дрова кочергой, пока от жара не обгорели волоски на руках. Подбросив свежих дров, он снова принялся насвистывать странную мелодию.

– Ты похож на козлоногого фавна с флейтой, устроившегося на пригорке где-нибудь в Греции.

– А кто я, по-твоему? – шутливо воскликнул Том.

«Он так искренне радуется, – горестно подумала Десси. – Что же у меня на сердце не делается легче? Почему я никак не выберусь из серого мешка? Нет, непременно выкарабкаюсь! – мысленно крикнула она. – Если может Том, смогу и я».

– Том! – окликнула она брата.

– Да?

– Хочу яйцо пурпурного цвета.

Глава 33

1

В тот год холмы долго стояли зелеными, и только к концу июня трава пожелтела. Отяжелевшие от семян колоски овса поникли на стеблях. Ручейки не пересохли даже летом. Шкуры тучной скотины сияли на солнце здоровьем и сытостью. В такие годы жители Салинас-Вэлли забывали о засухах. Фермеры покупали земли без учета своих возможностей и подсчитывали прибыль на обложках чековых книжек.

Том Гамильтон трудился, как сказочный великан, и не только сильными руками, но всей душой и сердцем. В кузнице снова зазвенела наковальня. Он выкрасил старый дом в белый цвет и побелил сараи. Съездил в Кинг-Сити и, изучив конструкцию сливного туалета, соорудил себе точно такой же из искусно согнутой жести и резного дерева. Вода из источника набиралась медленно, и он поставил рядом с домом бак из красного дерева, откуда вода качалась в дом с помощью насоса, приводимого в действие самодельной ветряной мельницей, задуманной так умно, что она вертелась даже при слабом ветре. Том сделал в металле и дереве еще две модели своих изобретений, чтобы послать их по осени в патентное бюро.

Трудился он весело, в хорошем настроении. Десси приходилось вставать рано, чтобы заняться домашней работой, пока ее всю не переделал Том. Она наблюдала за выплескивающейся через край рыжей радостью брата и видела, что нет в ней присущей Сэмюэлу светлой легкости. Она не поднималась изнутри и не вырывалась сама собой на поверхность. Том создавал эту радость, умно и искусно, как он умел, придавая ей желаемый облик.

Десси, у которой друзей было больше, чем у любого человека в долине, близких подруг не имела, и, когда случилась беда, она никому не обмолвилась ни словом и хранила приступы боли в тайне.

Как-то раз Том застал ее с застывшим от боли, напряженным лицом и с тревогой воскликнул:

– Десси, что с тобой?!

– Да так, потянула немного спину. Ничего страшного. Уже прошло.

Усилием воли она придала лицу беззаботное выражение, и уже в следующее мгновение оба весело смеялись.

Смеялись они часто и много, словно хотели себя приободрить. И только когда Десси ложилась спать, на нее обрушивалась тяжесть потери, гнетущая и невыносимая. А Том лежал в темной комнате, растерянный, как ребенок, прислушиваясь к неровному биению сердца, гнал от себя дурные мысли и искал убежища в новых планах, изобретениях, машинах.

Иногда летними вечерами они поднимались на холм полюбоваться вечерней зарей, окрашивающей вершины западных гор, подышать ветерком, прилетевшим в долину на смену поднявшемуся вверх жаркому дневному воздуху. Обычно некоторое время они стояли молча, вдыхая окутавшее землю умиротворение. Оба были застенчивы и никогда не говорили о себе, а потому ничего не знали друг о друге.

И оба несказанно удивились, когда однажды вечером Десси вдруг спросила:

– Том, а почему ты не женишься?

Он бросил на сестру быстрый взгляд и ответил вопросом на вопрос:

– А кто за меня пойдет?

– Ты шутишь или говоришь всерьез?

– Кто за меня пойдет? – повторил Том. – Кому нужен такой чудак, как я?

– Вижу, ты говоришь серьезно. – И вдруг Десси, нарушая установленный между ними молчаливый закон, спросила: – Ты был когда-нибудь влюблен?

– Нет, – коротко ответил Том.

– Хотела бы я знать… – промолвила Десси, будто не слышала ответа брата.

С холма спускались молча, но уже на крыльце Том вдруг сказал:

– Тебе здесь тоскливо и одиноко. Хочешь уехать. – После короткой паузы он попросил: – Ответь же. Ведь это правда, да?

– Мне здесь нравится больше, чем где бы то ни было, и я хочу остаться, – призналась Десси. – Скажи, Том, ты иногда ездишь к женщинам?

– Да.

– И тебя это развлекает? Делается легче?

– Не сказал бы.

– Как ты собираешься жить дальше?

– Не знаю.

Они молча зашли в дом, и Том зажег лампу в старой гостиной. Набитый конским волосом диван, починенный Томом, прислонился изогнутой спинкой к стене, а на полу лежал все тот же зеленый ковер с протоптанной дорожкой, ведущей от двери к двери.

Том сел за круглый стол, стоявший посреди комнаты, а Десси устроилась на диване. Она видела, что брат все еще испытывает смущение от своего признания. «Как он чист душой, – думала Десси. – И совсем не приспособлен для жизни в этом мире, о котором даже я знаю больше. Благородный рыцарь по натуре, спасающий красавиц из лап дракона. Мелкие грешки вырастают в его глазах до огромных размеров, и он чувствует себя недостойным и ничтожным.