– Каких еще мучений? – удивился Сэмюэл. – Он – одно из немногих по-настоящему счастливых и живущих в ладу с собой существ, что мне довелось видеть.
– Но он наверняка страдает от боли.
– А вот ему так не кажется. Акафист по-прежнему считает себя первоклассным конем. А ты бы, Адам, его пристрелил?
– Пожалуй, пристрелил бы.
– И взял бы на себя такую ответственность?
– Думаю, да. Ведь Акафисту уже тридцать три года, он давно прожил свой век.
Ли поставил фонарь на землю, а Сэмюэл, присев на корточки, машинально протянул руки, чтобы погреться у светящегося желтой бабочкой огонька.
– Кое-что тревожит мою душу, Адам, – признался Сэмюэл.
– И что же?
– Ты и правда пристрелил бы моего коня, так как считаешь смерть более удобным выходом?
– Ну, я хотел сказать…
– А тебе самому-то жизнь в радость, Адам?
– Конечно, нет.
– А если бы имелось лекарство, которое способно как исцелить, так и убить, как думаешь, следует его тебе дать? Загляни к себе в душу и реши.
– Какое еще лекарство?
– Нет уж. Раз говорю, что оно может убить, то не сомневайся, что так оно и есть.
– Осторожно, мистер Гамильтон, прошу вас, – предостерег Ли.
– Да о чем вы? – настаивал Адам. – Говорите, что у вас на уме.
– Пожалуй, раз в жизни не стану осторожничать, Ли. И если я не прав, слышишь, если я ошибаюсь, то всю вину беру на себя.
– А вы уверены в своей правоте? – В голосе Ли слышалось беспокойство.
– Само собой, такой уверенности у меня нет. Так хочешь получить лекарство, Адам?
– Да. Не знаю, что оно собой представляет, но в любом случае дайте его мне.
– Адам, Кэти живет в Салинасе. Она – хозяйка борделя, самого развратного и грязного в наших краях, где на продажу выставлены все мерзости и извращения, все самое постыдное и низменное, до чего способен додуматься человек. Туда приходят для удовлетворения похоти извращенцы и уроды всех мастей. Но самое страшное, что Кэти, которая теперь зовется Кейт, заманивает неопытных юнцов, прекрасных душой и телом, безвозвратно калеча им жизнь. Вот такое лекарство. Посмотрим, как оно на тебя подействует.
– Вы лжете! – выкрикнул Адам.
– Нет, Адам, у меня много недостатков, но лжецом я никогда не был.
– Это правда?! – обрушился Адам на Ли.
– Что ж, у меня нет противоядия от отравы, – сказал китаец. – Да, мистер Гамильтон говорит правду.
В свете фонаря Адам стоял, пошатываясь, а потом резко повернулся к собеседникам спиной и побежал. Некоторое время только слышался его тяжелый топот. Вот он споткнулся, упал в кустарник, ломая ветви, и тут же пополз по склону наверх. Шум затих, только когда Адам перевалил за гребень.
– Ваше лекарство действует как яд, – заметил Ли.
– Всю ответственность беру на себя, – повторил Сэмюэл. – Эту истину я усвоил давно. Если собака наелась стрихнина и подыхает, нужно взять топор и отнести ее к колоде, на которой рубят дрова, а потом дождаться очередного приступа. И вот в этот самый момент надо отрубить псине хвост, и тогда, если яд не успел разойтись по всему организму, собака может выздороветь. Вызванный болью шок действует как противоядие, а без этого собака непременно издохнет.
– А как вы узнали, что это тот самый случай? – удивился Ли.
– Да никак не узнал. Только без подобной меры Адам точно бы умер.
– Отважный вы человек, – восхитился Ли.
– Нет, я человек старый, и если придется мучиться угрызениями совести, так это ненадолго.
– Как думаете, что он предпримет? – спросил Ли.
– Понятия не имею, – откликнулся Сэмюэл. – Во всяком случае, сидеть ко всему безучастным и хандрить не станет. Будь добр, Ли, посвети мне.
В желтых отблесках фонаря Сэмюэл вложил в рот Акафисту удила, стертые лошадиными зубами в тоненькую полоску. От мартингала, ремня, удерживающего голову лошади в нужном положении, Сэмюэл давно отказался, и Акафист мог при желании брести, уронив похожую на кувалду голову, или, притормозив, щипать травку у дороги. Сэмюэла это не раздражало. Он принялся с любовью прилаживать подхвостник, и лошадь, изловчившись, едва не лягнула хозяина.
Сэмюэл уже запряг лошадь, когда Ли неожиданно предложил:
– Не возражаете, если я немного с вами проедусь? Домой вернусь пешком.
– Давай, садись, – согласился Сэмюэл, делая вид, что не замечает, как Ли подсаживает его в повозку.
Ночь выдалась очень темная, и Акафист демонстрировал отвращение к ночным путешествиям, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу.
– Давай, Ли, не тяни, выкладывай, что хотел сказать, – не выдержал Сэмюэл.
Ли нисколько не удивился.
– Возможно, я, как и вы, любопытен и везде сую свой нос. Я-то думал, что умею просчитывать вероятность и знаю, чего можно ждать от человека, но сегодня вечером вы меня попросту одурачили. Ведь я был готов поспорить на что угодно: уж кто-кто, а вы никогда не расскажете Адаму правду.
– А ты знал о его жене?
– Разумеется, – признался Ли.
– А мальчики знают?
– Думаю, нет, но это всего лишь вопрос времени. Вы же знаете, какими жестокими бывают дети. Однажды кто-нибудь в школьном дворе выкрикнет им правду о матери в лицо.
– Может быть, ему лучше увезти отсюда детей, – предположил Сэмюэл. – Подумай над моими словами, Ли.