К третьему полюсу

Фрешфильд указывал, что наибольшие надежды на успех сулит путь по внутреннему углу северо-северо-западной стены под северным седлом между собственно Канченджангой и Туинс. На фотографиях это выглядело довольно безобидно; когда альпинисты сами предприняли осмотр местности, они тоже впали в заблуждение. Крутизна стены была недооценена из-за того, что солнце стояло на 19° выше (чем в Альпах.— Прим. переводчиков) и поэтому тени были короче. Наш альпинистский опыт был приобретен в более северных широтах, и никто тогда не подумал о том, что в Альпах северная стена, которая освещается при наивысшем положении солнца, не может иметь крутизну более 67°. Наоборот, при таких же условиях стена в Гималаях может иметь крутизну до 86°, отклоняясь, таким образом, от вертикали лишь на 4°. Кроме того, ведь собравшиеся тогда восходители ни разу еще не видели ледового обвала, обрушивающегося с высоты 2-3 тыс. м. Северо-северо-западный склон Канченджанги состоит из трех террас, разделенных поясами крутого льда. Путь восхождения по самой стене, о которой, возможно, сначала думали, отпадал, но попытка подъема наискось к северному гребню по внутреннему углу над первой террасой, казалось, имела шансы на успех. Это был бы, таким образом, выход с северо-запада на гребень выше Северного седла, причем нижний скалистый взлет северного гребня, совершенно не доступный носильщикам, обходили бы с востока. Ни один из участников не сомневался в выборе этого пути. Ледовый сброс между первой террасой и расположенным над ней ледниковым цирком издали выглядел безобидно и представлялся не особенно трудным. Там было единственное место на этом склоне, где можно было подняться выше 6400 м. После выхода на первую террасу существовало, по мнению всех участников, два варианта пути: дальнейший подъем по северо-северо-западной стене к маленькой второй террасе и на большую третью террасу, которая уже подводила к вершинной пирамиде, или подъем по очень крутому ледяному склону на полку с выходом по ней на северный гребень. В то время считалось, что последний вариант имеет большие шансы на успех. Далее представлялся возможным траверс под северным плечом вершины на верхнюю часть восточного отрога. Но все альпинисты экспедиции 1930 г. в противоположность надеждам своих предшественников в 1929 г. были едины в мнении, что подъем на самую вершинную пирамиду — над северным плечом и третьей террасой — будет представлять значительные трудности. В первые дни мая из постоянного лагеря Пангпема (5050 м) были продвинуты два высотных лагеря до ледниковой мульды под ледовым сбросом. До предполагаемого срока начала муссона оставалось, таким образом, более месяца. После установки лагеря 2 — примерно на 300 м ниже сброса по вертикали — четверо альпинистов (Гёрлин, Смит, Виланд и Шнейдар) занялись прокладкой пути через ледопад. При этом обнаружилась неприятная неожиданность: участки, рассматривавшиеся ранее как не очень крутые, уже требовали рубки ступеней для носильщиков; места, выглядевшие крутыми, приближались к отвесу, а участки, казавшиеся почти отвесными, были нависающими. Только за четыре дня удалось сделать проходимым склон высотой около 200 м. Для этого потребовались многие метры веревки, большое количество ледовых крючьев и почти непрерывный ряд ступеней.

Далее здесь следует несколько личных замечаний, краткое воспоминание о самом драматическом эпизоде во всей моей альпинистской жизни.

8 мая мы усердно трудились на склоне. Гёрлин и я рубили последние ступени к верхнему краю сброса, забивали в лед крючья и навешивали веревки. Оба наши носильщика, Китар и Четтан, продолжали работу, углубляя и улучшая ступени. Когда поздно вечером мы закончили, то были уверены в том, что на следующий день можно будет установить на первой террасе высотный лагерь 3. Мы гордились делом своих рук — эта была изрядная часть работы.

При спуске к лагерю 2 Четтан остановил меня, показал на склон и сказал: «Сагиб, нехорошо!» Преимущественно жестами он пытался разъяснить мне опасность этого участка пути. Он имел на это право, так как он был одним из лучших высотных носильщиков и в это время, конечно, значительно превосходил нас по гималайскому опыту.

Несмотря на это, вечером в лагере царило радостное настроение: все были уверены в том, что на следующий день значительно продвинемся, вверх и считали, что главные трудности на пути к вершине после прохождения сброса, останутся позади. Носильщики получили особенно большую «экстренную дополнительную выдачу».

Ночь была теплой, многие из нас спали плохо. Утро было серым и туманным, временами шел небольшой снег. Смит уже два дня чувствовал себя не совсем хорошо и остался в лагере 2, все остальные готовились к выходу. Я случайно вышел первым и вместе с Четтаном покинул лагерь до того, как основная колонна собралась в путь. Мы взяли с собой ледовые крючья и веревку, чтобы улучшить последний участок пути по склону. Так как у Четтана рюкзак был гораздо тяжелее моего, он немного отставал.