Но ответа на свой призыв он так и не получил. Вместо этого государев ездовой передает великому князю царский подарок – «пару пуговок с бриллиантовыми коронами по красной эмали; в футляре была вложена бумажка с надписью карандашом: „От Аликс и Ники 21 мая 1896“. Я узнал почерк государя…»
Получить подарок было, конечно, приятно. Но забыть равнодушие «дорогого Ники» к Ходынской катастрофе и ее жертвам, к судьбе семей погибших великий князь так и не смог. Через несколько месяцев встретился как-то в театре со своим родственником – великим князем Сергеем Михайловичем. Речь зашла о следствии по поводу Ходынской катастрофы. Невольно в разговоре упомянули и государя.
Сергей говорит, что хорошо его изучил, когда он еще был наследником. И очень его любит. Его нерешительность и недостаток твердости С. приписывает воспитанию; он подтвердил мое мнение: никто, собственно говоря, не имеет на Ники постоянного влияния, но, к несчастью, он подчиняется последнему высказанному ему взгляду. Это свойство соглашаться с последним услышанным мнением, вероятно, будет усиливаться с годами.
Как больно, и страшно, и опасно!
Вот так в до сих пор безоблачных отношениях великого князя и Николая II наметился душевный разлад…
Все это время Константин Константинович продолжал работу над переводом «Гамлета». Делать это в спокойной обстановке, за письменным столом, ему удается не всегда. Поэтому К. Р. выработал свой метод, который его не подводит. Он запоминает наизусть несколько строк, а потом переводит их «в уме где придется, на ходу, в свободную минуту». Иногда переводит ночью, когда не спится.
Время для столь желанного занятия великий князь старается найти даже во время лагерных сборов. Вот как он описывает сам процесс и его организацию в одном из писем к Я. П. Полонскому:
Я совсем зарылся в перевод Гамлета… Работаю и в лагере, и здесь, когда по субботам, воскресениям и праздникам бываю в Павловске. Для этого таскаю за собой целый обоз необходимых книг: английский словарь, специальный лексикон для Шекспира, два немецких перевода и два русских прозаических. Это большой труд, иногда утомительный, но всегда доставляющий наслаждение.
Конечно, переводить Шекспира очень трудно. В этом убедился не только К. Р., но и его предшественники. Впервые «Гамлет» появился на столичной сцене в 1811 году. Вольный пересказ трагедии был сделан Степаном Висковатовым. Но в этой работе терялся гений Шекспира, и зрители не могли в полной мере насладиться великим творением автора. Впрочем, раньше приходилось довольствоваться французским переводом, что было еще хуже. Конечно, можно прочитать повесть о принце датском и в подлиннике, но английский, вернее староанглийский, язык в России знали в ту пору немногие.
Первый достойный перевод трагедии на русский язык был сделан в 1827 году Михаилом Вронченко. Константин Константинович отдавал должное этой работе, но не мог не отметить, что переводчик не сумел передать дух Средневековья, а стремление перевести дословно привело к ошибкам в русском языке. Через десять лет появился перевод Николая Полевого, выполненный им для сцены. В этой работе, по мнению великого князя, уже чувствовался дух трагедии. Прошло еще несколько лет, и вот на свет появилась книга «Шекспир, переведенный прозою с английского Н. Кетчером». Это добросовестный труд, своей близостью к подлиннику, как отмечал Константин Константинович, «представляющий прекрасное пособие для изучения Шекспира, но лишенный поэтических и художественных достоинств».
Несомненно, великое творение Шекспира привлекало многих отечественных переводчиков. До выхода в свет работы, сделанной великим князем, в России было издано еще девять переводов «Гамлета». Таким образом, он стал четырнадцатым по счету, кто взялся в России за столь титанический труд. Вот как он объяснил свое намерение:
Свою работу мы предприняли не с целью перещеголять других переводчиков, а только по непреодолимому влечению передать по мере сил бессмертное творение Шекспира.