К. Р.

Чем старше становились сыновья и дочери, тем глубже Константин Константинович понимал, какая серьезная вещь — постоянно ощущать себя родителем и наставником и какое это оказывает влияние на весь ход жизни. И собственной. И детей. И семьи в целом. Родительская любовь — особый дар. Тот из детей, кто равнодушно воспримет этот дар, потом и сам не научится любить.

Константин Константинович всматривался в детей. Пролетело незаметно 20 лет со дня рождения старшего сына Иоанна. «Милый юноша, совсем еще мальчик, благочестивый, любящий, вежливый, скромный, немного разиня, не обладающий даром слова, не сообразительный, но вовсе не глупый и бесконечно добрый, — так пишет отец о сыне. — Мы подарили ему с женой наши портреты. Пригласили всех, имеющих отношение к Иоанчику… Всем нашим маленьким обществом отправились в лес… дамы в экипажах, а мы все и Татиана — на велосипедах. В лесу пили чай и шоколад». Иоанн был очень религиозен. Любил духовную музыку и руководил церковным хором, который будет участвовать в постановке драмы отца «Царь Иудейский». Младшие братья, подшучивая над ним, предрекали ему, что его сын родится с кадилом в руке. Они даже заказали маленькое кадило и, как только младенец родился, его вложили ему в ручку. Так Иоанчик увидел впервые своего сына… с кадилом в руке. Он сначала был обескуражен, а потом долго смеялся своим, знакомым всем, звонким смехом.

Отец видел, что Гавриил — второй сын — увлекается всем военным, мечтает о подвигах, о курсах Академии Генерального штаба.

Но, наверное, оттого, что двух старших сыновей они с женой держали в излишней строгости, мальчики выросли стеснительными, неуверенными в себе. Для них, уже юнкеров, поездка в Царское Село без провожатого была целым событием. За час до выезда они чувствовали себя не в своей тарелке.

Гаврилушка должен был выйти в Конно-гренадерский полк, но по совету отца вышел в лейб-гвардии Гусарский полк Его Величества. Во-первых, желание отца для него было законом; во-вторых, полк стоял ближе к дому. Отец поздно понял, что старшим детям будет трудно в самостоятельной жизни. И правда, с Гаврилушкой, например, всякий раз что-нибудь да случалось. То он неправильно наденет кушак, и главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич, поставив его перед зеркалом, саморучно перетянет кушак. То, облачившись в красный доломан, золотую амуницию и Андреевскую ленту для встречи с эскадронным командиром, стукнется головой о притолоку избы. Он всегда молчал, боялся сделать лишнее движение, ничего не пил на больших обедах офицеров — стеснялся. Когда его пригласили в Манеж на парад к завтраку Царя, он сказал, что должен идти на занятия с солдатами. Потом, конечно, ему объяснят, что Царю не отказывают, даже если ты Великий князь. Но, что касается занятий с солдатами в учебной команде и уроков с воспитанниками школы солдатских детей, здесь он всегда был лучше всех. И многие даже не понимали, зачем Великому князю так усердствовать. Он усердствовал всегда на военной службе — в ночных разъездах, в пробегах на 80 верст, в обязанностях на биваках. Он не жаловался, когда винтовка до крови набивала ему спину или соседи в строю сжимали его с двух сторон так, что он едва держался в седле и терпел ужасную боль в ногах. Но он научился и винтовку пригонять как следует, и ездить в строю.

Вполне заслуженными были подарки старшим сыновьям в день производства их в офицеры. Иоанчик получил палаш деда, Великого князя Константина Николаевича, Гаврилушка — дедову саблю с датой на ее клинке Венгерской кампании, за участие в которой дед получил Георгиевский крест.

Младших мальчиков Константин Константинович воспитывал иначе. Несущийся поток жизни, усложнившиеся общественные условия требовали от князей большего знания жизни, ее понимания, большей свободы в личном поведении. И, конечно, Костя, Олег, Игорь, потом Георгий были самостоятельнее, энергичнее, раскованнее. Они умели определиться в своих желаниях и настоять на них.

Как и старшие братья, они были высокого роста, с красивыми романовскими глазами, отличались большим шармом. Олег обещал стать поэтом, Игорь был живой, веселый, остроумный, готовый уговорить на любую шалость даже Государя Николая Александровича, Георгий — впечатлителен, меланхоличен. Он тяжело переживал революционные события в России и говорил, что хочет умереть.

Но эти слова произносились значительно позже. А тогда вся дружная семья Константиновичей путешествовала по Волге для осмотра русских древностей. Впереди были Углич, Романов-Борисоглебск, Ярославль, Ростов Великий, Кострома, Нижний Новгород, Владимир, Суздаль, Москва. Предстояло плыть пароходом, ехать поездом и на лошадях. Константин Константинович сидел в каюте, с палубы доносились музыка и смех его детей. А он записывал в дневник: «Получил письмо от Татианы… длинное, обстоятельное, содержательное, остроумное. Очень развилась славная девочка… Татиана вернулась из-за границы счастливая и довольная. Ей было там хорошо, но она узнала тоску по родине».

Судил ли отец строго детей, хвалил ли — любовь его к ним была безмерна…